Каил одарил ее страдальческой улыбкой.
— Не волнуйся. Я не стану взрывать в него миллион ватт, — сказал Бастьен. Печаль в его глазах разбила мне сердце. Как он мог быть таким сильным? Он только что узнал, что его отца убили. Я бы развалилась на части, если бы это был мой отец.
Арик бросил на него острый взгляд.
Неужели Арик ревнует к Бастьену? На меня нахлынула смесь счастья и вины. Одного парня я бы не смогла заполучить, а другого — нет, потому что отказалась быть помолвленной.
На этот раз я встала между Ариком и Бастьеном.
— Прекрати это, Арик. Конемар сказал, что он убил отца Бастьена.
Лицо Арика смягчилось.
— А ты уверена?
— Нет, — ответил Бастьен. — Но я должен вернуться домой. Моя мать… — его голос сорвался, и он отвернулся от группы.
— Мы должны выяснить, что задумал Конемар, — сказал Демос, — и что именно означает присутствие здесь Вероник?
— Я задавался вопросом о том же, — слабо произнес Каил.
Лея вытащила еще одну салфетку из коробки, которую держала в руке.
— Шинед, ты сражалась с ней. Что-нибудь выяснила?
— Я заглянула в мысли Вероник, — ответила Шинед. — Брат Бастьена Одил вошел в Асилу, притворившись, что несет послание от отца, а затем освободил Вероник из камеры. Они едва спаслись.
— Это не имеет смысла, — сказал Бастьен, ударяя кулаком в стену рядом с собой и морщась от боли. — Как он мог это сделать? Как он мог убить нашего отца?
Шинед положила руку на плечо Бастьена.
— Я знаю твоего брата. Он эгоистичен и легко поддается влиянию. Ты должен оставаться сильным ради матери.
Бастьен опустил голову и кивнул, прижимая раненую руку к груди.
Арик потер порез на губе кончиком пальца.
— Если Вероник и Одил едва успели выбраться, то Асила все еще стоит. Мерлин, должно быть, поставил более сильную защиту.
— Обереги, которые блокируют стержни, — добавила Лея.
Наблюдение за Леей в шлеме пробудило слова, глубоко запрятанные в моем сознании: «Одна в наряде стражницы». На одной из картин, нарисованных на потолке, была изображена женщина в золотом шлеме и нагруднике. Сидя на камне и изучая расстеленную перед ней карту, она держала в одной руке меч, в другой — копье, а к боку был прислонен щит.
— Вот! — Я расхаживала взад-вперед, задрав лицо к потолку. — Это что-то о маленькой заостренной штуковине в ее руке. О, ее меч! Отсюда он совсем маленький. Чиави должен быть где-то здесь. — Я покрутилась вокруг, пытаясь рассмотреть каждое произведение искусства в этом месте. Их было немного, в основном картины и белая гипсовая статуя соблазнительной женщины. На табличке было написано, что ее зовут Святая Агнесса.
— Может быть, ты расскажешь нам, что происходит? — спросил Яран.
— Она нашла эту карту в первом издании Невидимой книги, — сказал Арик.
— Тссс. Дай мне подумать. — Я изо всех сил пыталась вспомнить это стихотворение. — Кто-нибудь знает что-нибудь о первом Чиави? В книге, которую я читала, говорилось, что Мучитель нашел его или получил.
— В учебниках все написано неправильно. Мучитель не нашел Чиави, и у них тоже его нет, — сказала Шинед. — Его нашел в библиотеке Ватикана Джан Бьянки. Это была подвеска в виде креста. С тех пор как убили Джана, она пропала без вести. Считается, что убийца забрал его у него и спрятал где-то.
Горячее пламя, казалось, поглотило меня. Мое лицо горело.
— Конемар сказал, что убил Джана.
— Это интересно, — сказала Шинед. — Мучители обвинили в этом преступлении Тоуда, Ланиара. Тоуд был признан невменяемым и отправлен на виселицу под Ватиканом.
Я вытерла рукавом пот со лба.
— Сегодня Мучители сражались вместе с Конемаром.
— Если они действительно вместе с Конемаром, — сказал Арик, — то, скорее всего, за это преступление был заключен в тюрьму невиновный Ланиар. А это значит, что Конемар и Мучители были в сговоре с самого момента смерти Джана.
— Когда умер Джан? — спросила я.
— Это было в 1938 году, — ответил Каил.
— Значит, они планировали мировое господство, по меньшей мере, семьдесят пять лет, — заметила я.
— Конемара обвинили в убийстве провидицы, Агност, — продолжил Каил. — Если он действительно был убийцей Агност, то он замышлял заговор еще дольше. Агност была убита в 1898 году.
Он родился со злой душой.
— Боже мой, сколько же ему лет?
Демос нервно теребил меч.
— В наших учебниках говорится, что Конемару на момент смерти Агност было за тридцать, так что я предполагаю, что он приближается к отметке в сто пятьдесят… средний возраст для чародея.