Председатель комиссии с явной неохотой попросил оратора не отклоняться от основной темы.
Старик, картинно поклонившись председателю, вновь оглушил зал громоподобным голосом:
— Повторяю вопрос господину начальнику Управления обороны. Если парод Японии изобретет нечто, способное не только повлиять на оборонительную систему страны, но и в корне изменить международное положение, мало того, способное переписать историю всего мира, готово ли Управление обороны оградить такое изобретение, фактически являющееся «новым видом оружия», от посягательств любого иностранного государства с позиций защиты японских оборонительных интересов?
— Если действительно появится такое изобретение, способное, как вы изволите утверждать, перевернуть вверх дном весь мир, возможно, основы нашей оборонительной политики и будут пересмотрены. Более вразумительного ответа на ваш не слишком вразумительный, абсолютно гипотетический вопрос дать не могу.
— Вопрос этот не гипотетический, а в какой-то мере уже реальный, — торжественно изрек старик, поворачиваясь боком к залу и словно обращаясь к незримо присутствующему народу. — Именно такое изобретение, способное перевернуть вверх дном весь мир, сейчас рождается в народе. И люди, знающие об этом изобретении, понимающие его эпохальное значение…
Когда старик дошел в своей речи до этого места, его голос потонул во все нарастающем гуле. Члены комиссии переговаривались между собой, бросали реплики, кричали.
— Перестаньте молоть чепуху!..
— Довольно, хватит!..
— Говорите ясней!..
Несмотря на героические усилия председателя, шум все больше увеличивался.
— Это абсурд! Такого изобретения нет и быть не может! — надрываясь, орал в микрофон начальник Управления обороны.
Даже громовой голос старика не мог перекрыть ужасающего шума:
— Например, во время… маневров… Сил… амообороны… большое… личество…
— Нет… но известно… при…
— А… осколько… меся… азад… звуковой… куум… тоже… овым… ружием…
Когда были произнесены слова «звуковой вакуум», шум в зале достиг своего апогея. Казалось, еще секунда — и барабанные перепонки не выдержат.
И вдруг шум прекратился. Погас в мгновение ока, как гаснет свет, когда перегорает лампочка.
Первые несколько секунд, кажется, никто этого не заметил.
Но вот кто-то недоуменно затряс головой, попробовал прочистить уши. Еще один, еще, еще… Через минуту на всех лицах отразилось крайнее изумление. В миниатюре повторилась та же картина, которую несколько месяцев назад можно было наблюдать на улицах Японии: воздетые к небу руки, беззвучно открывающиеся и закрывающиеся рты, красные от натуги лица, полные ужаса глаза… Все звуки исчезли, осталась только абсолютная тишина, отдававшаяся болезненным звоном в ушах.
Повторился феномен «звукового вакуума».
Но на этот раз явление длилось не более пяти минут.
Звуки ожили так же мгновенно, как исчезли. В ушах загудело.
За эти минуты присутствующие присмирели, словно их облили холодной водой.
— Господа! — вновь зазвучал громоподобный бас старика. — Вы только что вторично были свидетелями феномена «звукового вакуума»! Это явление точно такого же порядка, как и то, что имело место несколько месяцев назад. Поясняю: в настоящее время одно японское гражданское предприятие разрабатывает прибор, способный вызвать это явление. Можете рассматривать его как наше новое оружие!
Старик простер руки, останавливая вновь заволновавшихся членов комиссии, и еще больше повысил голос:
— Продолжаю! «Звуковой вакуум» — это лишь одна сторона нового изобретения. Надеюсь, начальник Управления обороны располагает достаточно исчерпывающей информацией о недавних военных маневрах, когда снаряды не взрывались и ракеты не взлетали? Так вот, это вторая сторона изобретения…
Оставив зал парламента, где продолжалось заседание пришедшей в полное смятение Бюджетной комиссии, я вышел на улицу подышать свежим воздухом. Настроение у меня было не то что плохое, но какое-то подавленное.
Вне стен парламента дышалось легко. Над головой раскинулось безоблачное бледно-зеленое весеннее небо. Золотистые лучи солнца нежно обняли меня, я подставил им лицо, и они побежали струей по подбородку, словно теплая вода.
Улица от ворот парламента до холма Мияке-дзака тонула в светлом мареве. Мимо шли нарядные, по-весеннему одетые влюбленные пары.
Я любовался радостной, ничем не омраченной картиной, и все, что творилось в парламенте, за этими каменными грязными стенами, стало мне вдруг казаться гнусной и жалкой пародией на настоящую жизнь.
Мне сделалось очень тоскливо. Яркий весенний день уже больше не радовал.
— Э-эй!
Я обернулся. У самого края тротуара притормозила длинная элегантная машина заграничной марки.
За рулем — о ужас! — сидела Кисако, веселая, в легкой косыночке, накинутой на тщательно уложенные волосы. Рядом с ней был мрачный парень — шофер и телохранитель Тамуры. А сам Дайдзо Тамура и Гоэмон устроились на заднем сиденье.
— Садитесь в машину, Тода! Ну, как там, в парламенте? — голос Тамуры звучал весело.
— Да примерно так, как вы, должно быть, и рассчитывали…
Обращаясь к нему, я никогда не добавлял почтительного «сэнсэй», говорил просто «Тамура-сан» или ограничивался одним лишь местоимением «вы».
— Скажите, как вам удалось устроить звуковой вакуум во время заседания Бюджетной комиссии? По радио что ли поддерживали связь с парламентом?
Мельком взглянув на Гоэмона, Тамура расхохотался, добродушно и нарочито громко, как и подобает деятелю большого масштаба.
— Это все Гоэмон-сэнсэй! В таких делах я полностью полагаюсь на него.
— А что вы дальше собираетесь предпринять? — Я зло уставился на Гоэмона. В его шутовском наряде появился новый аксессуар: два флажка с изображением солнца на белом фоне, воткнутые крест-накрест за ленту котелка. Разукрасился дурак, как трамвай в праздничный день!
— Дальше?.. Это только начало, — Тамура, скрестив на груди руки, самодовольно ухмылялся. — Вскоре произойдет такое, что не только Япония — весь мир ахнет. И тогда…
— Тогда?
— Тогда давняя, но до сих пор неосуществленная мечта Японии станет реальностью. Япония возьмет инициативу в свои руки, сольет все страны в единое и неделимое государство, и во всем мире воцарится долгожданный мир.
Я беспокойно завертелся, заерзал на сиденье.
— Э-э… дайте мне выйти…
— Что с вами, Тода? Вы весь покраснели.
— У меня, понимаете, такие речи вызывают аллергию. У некоторых это бывает от апельсинов или от шоколада, а у меня — от правых речей. Ничего не могу поделать, это еще со школьных лет. Я однажды получил такой тумак от преподавателя, толковавшего нам о Великой Восточноазиатской зоне процветания, что даже сейчас, как услышу нечто подобное, так у меня все тело начинает чесаться. Аллергическая экзема, очень противно…
На лице Тамуры появилась недовольная гримаса.
— Эй ты, болван! — вымещая раздражение, он ткнул в спину уснувшего на переднем сиденье телохранителя. — Думаешь, можно выполнять свои обязанности во сне?
— Простите, сэнсэй… — пробормотал парень, приоткрывая глаза. — Я просто не могу смотреть, как эта девушка ведет машину.
— Ах да, — невозмутимо сказала Кисако, — я забыла вывесить табличку.
Она вытащила из ящичка на панели табличку с надписью «Осторожно, учебная машина!» и прилепила ее к ветровому стеклу.
Тамура побледнел, по постарался сохранить достоинство.
— Милая девушка, прошу вас обращаться с машиной поласковее. Дайдзо Тамура еще не имеет права умереть.
— Ага, понятно… Но вы не беспокойтесь, вот, если удастся выбраться из города, там уж все пойдет как по маслу. Попробую выжать восемьдесят, а то и все сто километров… — Кисако замурлыкала какой-то веселенький мотивчик, потом добавила: — Почему-то на сорокакилометровой скорости я чувствую себя неуверенно. Того и гляди произойдет авария. Чудно, правда?