Вроде контакт был более-менее налажен. Тон моих гостей изменился:
– Ладно, давайте котлеты из кролика. Картошка фри есть?
Женщина выглядела измотанной. Говорила она еле-еле. Я кое-как ей отвечал. Сил хватало только на то, чтобы соглашаться, кивая головой. И чем чаще я повторял эти движения, тем больше понимал, что меня внезапно начало накрывать.
Опьянение было сладким, каким-то особенно нежным и манящим. Неизвестно было, куда именно оно меня звало, но эта даль так приятно сияла и обволакивала каким-то слишком теплым одеялом.
– Молодой человек! Вы слышите вообще?
– Да, я вас прекрасно слышу.
– Картошка фри есть?
– Нет, но есть запеченная картошка. Пойдет?
С горем пополам они выбрали еду. Себе и своим светловолосым детишкам. Выбрали напитки, а я записал все в свой потрепанный блокнот.
Я был не до конца уверен, поняли они, что я немного пьян или нет. Я вообще уже ни в чем до конца уверен не был. Сделал пару шагов в сторону от семейки и наш с ними диалог показался мне выдумкой. Я не был уверен в том, что произошедшее 3 секунды назад случилось на самом деле. Такое бывает, когда напиваешься слишком резко, или напиваешься в первый или второй раз в жизни. Когда само состояние опьянения является для тебя чем-то новым, неизученным и непонятным.
В голове шумели разные голоса, они смешались в единый неразборчивый вопль. Лампочки ресторана мелькали в голове, будто я попал на школьную дискотеку. Я бы мог получить удовольствие от этого состояния, если бы немного расслабился, но времени не было.
Нужно пробить заказ и отправить на кухню и в бар. Я подошел в киперу, достал блокнот, взглянул в него и понял, что не могу ни черта разглядеть. Буквы расплывались, слова не имели никакого смысла. Я не мог собраться и разглядеть хоть что-то из того, что написал своей же правой рукой.
Ситуация была хреновой. Опьянение резко перестало приносить удовольствие, я начал немного паниковать. Одновременно с этим на кнопку снова нажал одинокий мужичок. Я обещал к нему подойти, как только освобожусь. Все намекало на то, что я обязан вот-вот словить запару. Я уже был одной ногой в ней, и ситуация обещала стать только хуже.
Нужно было подойти к мужику, поговорить с ним и, возможно, повторить виски. Затем нужно было быстро бежать назад к киперу и попытаться разобраться в своих записях на непонятном пьяном языке.
Мужик в углу ресторана стал выглядеть пьяным второй раз за наше знакомство. Он расслабленно развалился в кресле. К маринованной лосятине почти не притронулся, а виски допил. Его речь снова стала размытой. Вместо своей закуски он жевал буквы и еле внятно произносил слова, понимал которые я только из-за того, что сам был сильно нетрезвым.
– Држще. А, држище. Вот, ты дружще получается. А сам в дружбу-то веришь?
Для того, чтобы окончательно войти в образ пьяного мужика, ему не хватало в конце этой фразы икнуть. Наверное, он находился возле последней стадии опьянения – его яростно тянуло на философию. Скорее всего, дальше должны последовать вопросы о политике. Я не успел ответить на вопрос, он не дал мне этого сделать:
– У мня вот друзей нет, зато никто и никогда не предавал!
Наверное, в этой фразе было очень много смысла, но я продолжал спешить:
– Еще виски?
– Да, пожалста.
Я сообщил Роме про еще одну порцию и вернулся к заказу для семейки. Глаза продолжали игнорировать мои просьбы о четкости взгляда, я ни черта не мог разобраться в своих записях. Но Игорь был как никогда кстати. Я протянул ему блокнот с заказом:
– Игорь! Игорь, выручай. Помоги разобрать, че тут вообще написано.
– Блять, че за обезьяна это писала? Я вижу стейк из свинины.
– Пробивай, вроде заказывали.
– Греческий, литр морса.
– Туда же.
В итоге заказ был пробит, меня потихоньку начало отпускать. Я отнес виски мужику, он больше ничего не говорил. Просто сидел с еле открытыми глазами, пытаясь не уснуть. Наверное, ему на сегодня хватит. Тоже самое можно было сказать про меня, но я каким-то чудом до сих пор оставался на ногах. Сыграло то, что мне все-таки удалось поспать пару часов.
Но я даже не думал останавливаться. У бутылки моей не было дна, а похмелье не имело предела и берега. Пока готовились салаты, я отправился в каюту и снова выпил немного виски. После этого попросил Рому налить еще пива, потому что запивать было нечем.
После этого я отправился в курилку. В курилке сидел Ваня – повар по прозвищу Борода. Борода был грозным чуваком, которого побаивался даже шеф. По идее, работать с бородой на кухне не разрешалось, т.к. волосы с нее могли попасть в еду. Но шеф делал вид, что не обращает на это внимания. Отыгрывался он на девочках из холодного цеха, цепляясь даже за слишком густые брови.