Выбрать главу

Говно, конечно, жизнь. Вот сегодня упал. Место ровное, подметенное, без корешка, без задоринки. Но я с руками, полными сумок, — я, между прочим, еще живу, еще питаюсь, кстати, как ни странно, — ну вот, иду из овощного, думаю о гармонии. В том смысле, что достижима ли. Ответ уже подкрадывался, уже проклюнулся вариант, в котором в одной постели две, да чего таить, три женщины: без мусульманства там, без религиозных мерзостей, но по полной программе. Раскрепощение, тайники души, закоулки тела — все в дело! От предчувствия счастья и пот уж прошиб — и, естественно, в этот светлый момент я и навернулся.

Что ты знаешь о падении? Ты о нем ничего не знаешь, о падении, ни в прямом, ни в переносном смысле. Как было со мной.

Вообще падение — сладкая штука. Момент, когда подвернулась правая нога, осознаешь много позже, когда уже поздно, поздно вечером, когда разглядываешь ущерб, разглаживаешь синяки под глазами и морщины в месте ушиба. А в сам момент, в самой точке отсчета тебя еще и нет — ты весь в раздумьях о гармонии. Но нога уж поехала, уж мысли о недостижимом счастье перестраиваются и вплотную занимаются предстоящим коллапсом тела. Центральная нервная система недоумевает: зачем это? Все ведь шло так хорошо, дом совсем уж близко, два шага, а тут предстоящее падение! Да и каким оно будет, да и что дельного выйдет из растянувшегося во весь рост мужчины с овощными сумками в руках? К этому ли стремилось тело, этого ли добивалась душа? Душа, как известно, прилагала усилия для гармонии, душа парила, доверившись туловищу, доверив ему путь домой. Что же ты, материальная субстанция, не оправдала, не довела двуединого хозяина до хотя бы постели, где он мог бы вволю падать. Короче, пока спорили две составляющие, я падал.

Рис. 22

Тщательно перемешайте содержимое

Падал я, помоему, красиво, медленно, верно. Уже близился закат, уже прилетели не только грачи, но и голуби, уже зазвенели фанфары, колокольни разлили по плоскому небу терпкий звон — я тут как тут, на земле, на матушке.

Как Андрей — лежу, смотрю в небо. Где облака, где война и мир, где я? Не стукнулся ли головой? Не отшиб ли селезенку, легкое там? Обидно, в общем, до слез. Человек не должен падать. Он и летать не должен, но падать тем более. Упавший человек — уже не человек. По нему вполне может уже и червь земляной проползти, и вша пристать, и собака посикать может на него. Человек упадший — это дьявол, это ангел, который, возвращаясь из овощного магазина, поддался искушению отведать земных благ. Падение на землю — репетиция смерти: чуть усилий — и готова ямка, и не надо особенно таскать туловище, а просто подрыть почву да подтолкнуть еще не опомнившегося дьявола дальше, подальше от неба, поближе к земной оси, где, собственно, и заключен ад. Где, собственно, и место нам, дьяволам и ангелам.

Короче, если честно, вставать не хотелось, а пришлось — продукты могут пропасть, протухнуть, скиснуть, завянуть. Я встал, расправился, громко сказал, что думаю, огляделся и пошел домой. Больно ударился, сил нет.

В общем, тебе не понять. Ты ведь, думаю, даже и не знаешь, что в салатето главное. А главное — заправка, смазка, соусмаринад. Если не научишься готовить и дозировать — пиши пропало, салатов не будет. А бывает несколько заправок: растительное масло, особая салатная заправка, сметана, майонез.

Ну, тебе, естественно, подавай особую. Да на! Купи 125 граммов растительного масла, столько же граммов 3процентного уксуса, 15 г соли, 10 г сахарного песка, перца молотого по вкусу, горчицы на кончике, разумеется, ножа, — и в бутылочку, и взболтать, и охладить. Вот тебе и вся особость. Лучше послушай, как приготовить самой майонез — ваш не наш — плохой, для салата и не годный — только на бутерброды. Итак: выпусти в миску три Сырых яичных желтка, добавь полчайной ложки соли и горчицу на том же кончике, размешай вилкой или веселкой (потом какнибудь разъясню, что это, пока вилкой мешай). Затем влей тоооонкой струйкой немного растительного масла (3040 г). Все мешай, мешай без устали. Затем долей еще 350 г масла: лей, не жалей. Ну и охлади.

Чтобы всетаки получился майонез (если в твоих руках это возможно), советую: перед процессом хорошенько охлади желтки и растительное масло, прям в холодильник поставь. Вообще растительное масло нужно рафинированное, очищенное, хорошее, одним словом, дорогое, чтобы тебе было понятнее. Мешать, «скручивать» разрешается только в одну сторону, иначе ничего не выйдет, в смысле майонеза. Терпение тут нужно.

Локоть болит, зараза, распух весь, разгорелся. Писать не могу больше, да и нечего.

Помни, главное в жизни — не падать, а в салате — заправка. Это ведь так легко запомнить.

Четвертое. ЛИЦО НАРОДА, ДЕРЕВЕНСКИЙ САЛАТ

Чтото случилось с лицом — у меня. Вот чувствую, понимаю, а в зеркале по всем параметрам — норма, аудиторские проверки не дали результатов. А мне беспокойно, сердце не на месте: боюсь, лицо, физиономия выражает мысли и чувства. Поэтому опасаюсь, что какойнибудь встречный примет на свой счет, хотя будет прав, но все равно, боюсь, побьют.

Да, поздороваться забыл. У нас тут бурно — в стране. Внутри отдельного человека, меня, тоже неспокойно, хотя снится покой, воля и счастье. Терзают мысли, судьбина гонит из Москвы в лес, в пампасы, на древнерусскую природу, к чайкам, ласточкам и тюленям. Пока ты там прохлаждаешься и наблюдаешь свой Уимблдон, ешь клубнику с синтетическими сливками, обсуждаешь с массажисткой неспортивные достоинства нового инструктора по горным лыжам, я думаю о народе.

Да, о нашем русском, многострадальном, об этом неизведанном и непредсказуемом сообществе людей, об этом товариществе по генетической партии с ограниченной ответственностью. Что, собственно, в нем нашли? Что такого сделал наш народ, чтобы всерьез говорить о немыслимых качествах и складе души? Сколько книжек в руках держал по истории, ничего хорошего о себе, о народе то есть, не прочитал.

Рис. 23

На столе хорошей хозяйки всегда есть лук и чеснок.

Все какието темные времена, смутные люди, ужасные герои, послушные, агрессивно преданные массы. Кроме битвы под Полтавой и игры Чеснокова со Штихом, особых побед и не припомню. Чтобы пожить почеловечески, мирно, зажиточно, с хлебов, маслом, солью и спичками — так нет, сами на себя доносы пишут, сами не выдерживают: в тюрьму просятся за убийства, грабежи, насилие и скрытую рекламу. За что счастье, которое сегодня так обещают? Не вижу достаточной мотивации, причины нет. Или вот говорят, главное выслушать весь народ, тогда прок будет. На хрен? На хрен, в смысле «весь»? Его ктонибудь видел, этот «весь»? Ни одна перепись не заглядывала в тайники, в закрома, где люди не знают, что есть Бог, что на землю посылали Христа, и в каком направлении надо идти в Москву. Зачем тебе мнение этого народа? Для него порядок, это когда парашу вынесли, а обед в алюминиевой кружке в окошко сунули, когда есть баба — хотя бы одна на троих. Лето — это когда нет дождя, зима — когда ссышь, а струя на лету замерзает. Ты доберись сначала до этого места, переночуй там — тогда и решай, весь тебе народ нужен или часть его небольшая.

Я теперь про народ коечто понял: живу в деревне, почти сто километров от столицы. По утрам меня будит молочница, тосе, иногда даже молоко и сметану у нее беру. Так вот, молочница в двух словах объясняет ситуацию в мире и в нашем селе Доброе. Кто вчера надрался после просмотра программы «Вести», кого сняли с занимаемой должности, кого послом отправили, с кем в эту ночь спала Лариска, которая у них на сепараторе. Мне этих новостей хватает. Перед ее уходом прошу, чтобы ее же муж зашел после обеда, поправить фундамент надо, ну и както компенсировать — распить с ним бутылочку — другую «московской», сладенькой. Молочница кивает — уважить эту скотину надо, а то неудобно. До обеда я разглядываю сорняки перед домом, стреляю из берданки по кузнечикам, ругаюсь матом с подростками, когда они возвращаются из школы. И так далее.