Должно быть, проклятье теряло силу? Сорген задумался над тем, что видел во сне… Быть может, это был не сон, а видение, о каких любят рассказывать люди, которые верят в способности разума предвидеть будущее и узнавать прошлое? Если так, то выходило, будто лишенный сна пордус только что спас весь отряд от незавидной участи – проваляться на склонах этого холмика вечность в ожидании давно сдохших хищников, которые должны были пожрать их неподвижные тела.
Впрочем, Сорген предпочитал не ломать голову над неразрешимыми и малозначительными загадками. Главное, что они живы и полны сил, а Луратену все равно нет дела до их благодарностей. Он не ест, не пьет, не спит – только вздыхает, томно и печально. Наверное, ему это даже нравится… Какая разница!
Наемники, как бы хорошо они себя ни чувствовали, с наступлением ночи поспешили сгрудиться вокруг вождя, надеясь в случае чего оказаться под его «крылышком». Все костры, кроме одного, самого большого, вскоре погасли, однако почти никто не спал. Наверное, наемники как следует выспались вечером, а теперь не могли сомкнуть глаз. Сорген и сам не желал засыпать. Лимбул, сидевший по правую руку от него, задумчиво поводил пальцами по струнам небольшого музыкального инструмента, похожего на гусли.
– Спой что-нибудь подходящее, – попросил его Гримал. – Грустное, или даже печальное! Среди развалин другого не хочется.
– А кто недавно пел о "Грудастой кабацкой дуре"? – глухо спросил из темноты кто-то.
– Так тогда еще небо светлое было, – возразил капитан. – Сейчас я что-то затосковал… Дом родной вспомнил.
– Подождите! – негромко воскликнул Лимбул. – Я вдруг припомнил, что слыхал песню про Мирзазе! Не мешайте мне, и я, может быть, смогу спеть несколько строф…
Совсем еще зеленым юнцом Лимбул сбежал из своей деревни, увязавшись за бродячим певцом, который ходил по всему побережью. Несколько лет они путешествовали вдвоем, и за это время мальчишка научился хорошо бренчать на эмоате, выучил пару сотен песен и столько же легенд. Потом его учитель, полезши купаться в сильном подпитии, утонул – но почти сразу юный бродяжка повстречал, на свое счастье, Соргена и его отряд. Сначала его взяли, чтобы послушать песни, а через некоторое время мальчишка обнаружил в себе тягу к магии. Теперь он все реже и реже вспоминал о прошлом своем занятии, да и солдаты стали побаиваться его, считая уже третьим по значимости человеком в отряде после Соргена и Гримала. Такого запросто не попросишь побренчать и попеть…
Однако сейчас Лимбул, похоже, и сам был заражен охватившей всех тоской. Извлекая из эмоата тихие звенящие аккорды, он запел красивым, мягким и немного хриплым голосом:
– Как этот город, отданный земле и ветру,
На каменных останках сижу я неподвижно.
Изношенная оболочка – это тело, покинутое жизнью.
Ужасной мукой стали для меня воспоминания о былом….
Когда бы жизнь я мог вернуть назад,
Тогда бы не было развалин и меня, поющего в тоске.
Песня была подстать здешним местам – заунывная, тихая, с рваным ритмом.
– Подходяще под настроение, которое создает этот брошенный город! – похвалил певца Сорген, когда тот закончил.
– Да уж! Здесь ее легко спеть так, чтобы у людей слезы навернулись на глаза, – согласился Лимбул. – Совсем не то, что в каком-нибудь кабаке, где веселая пьянь тискает девок.
Сорген кивнул.
– Может, тебе стоит остаться певцом и не связываться с магией? Такой талант пропадет…
– Ну нет! – словно испугавшись, Лимбул отбросил эмоат и поднял перед собой руки в защитном жесте. – Стоило мне увидеть тебя, Мастер – и я сразу понял, что хочу стать таким же! А петь при этом песни мне никто не запрещает, ведь правда? Бродить по Приморью и распевать слащавые любовные трели, бездарные хвалебные оды князьям и непристойные куплеты… Разве в этом счастье певца? К тому же, сочинитель из меня дрянной. Сколько ни пытался, ничего стоящего не выходило.
– Может быть, тебя просто не посещало вдохновение?
– Не знаю…
– Спой еще что-нибудь! – попросили солдаты. Из трех десятков человек, собравшихся у костра, половина спали, но остальные продолжали сидеть. Языки огня выхватывали из тьмы лица, изборожденные страшными черными морщинами и руки; остальное терялось в ночи. Поленья потрескивали, бросая в воздух красные искры и те по спирали забирались вверх, как танцующие мотыльки. Раздались осторожные шаги: к костру приблизилась человеческая тень. Гримал порывисто ухватил рукоять меча – но Сорген был спокоен. Похожий на бледного призрака Луратен опустился на землю за его спиной… Капитан наемников снова расслабился, бросив при этом на пордуса неодобрительный взгляд. Сорген обернулся: Луратен сидел с выпрямленной спиной, с закрытыми глазами и больше всего походил на случайно уцелевшую статую.
Тем временем Лимбул наотрез отказался петь что-либо еще, ссылаясь на перехватившую горло сухость. Недовольные солдаты, к которым никак не шел сон, стали ворчать, пока старый Берик Седал Дирой не сказал, что он слыхал историю о том, как погибла Мирзазе. Тогда внимание всех, включая Соргена, переключилось на него.
– Лет около пятисот назад здесь лежала самая богатая в Приморье страна, – начал старик-воин, нахмурив косматые брови. Лицо его при этом стало походить на восставшего мертвеца с глубокими провалами вместо глаз, только из темных дыр сверкали отблески костра. – Множество деревень, где растили рис, чечевицу и виноград, обширные луга с тучными стадами, пространные фруктовые сады. В городках-крепостях жили мелкие правители, служившие Великому Королю, дворец которого блистал роскошью в самом центре Мирзазе.
По дороге, той самой, что привела нас сюда сквозь джунгли, с востока на запад непрерывно ехали купцы и простые путешественники. Тогда эта заросшая травой и перегороженная ветвями тропа была широким трактом… Но вот, однажды, умер старый мудрый король, просидевший на троне долгие годы. На престол взошел его младший сын, ибо долгие годы у правителя рождались дочери, а сын был только один – поздний, избалованный родителями и сестрами ребенок. Это был буйный юноша, привыкший получать все, что ни пожелает, жестокий и влюбленный в себя. Как говорит легенда, звали его Раздлага…
– Я слыхал это имя! – воскликнул один из слушателей, молодой наемник Фирчи. Он был так поглощен рассказом, что не заметил осуждающих взглядов других слушателей. – В Сурахии и еще кое-где так называют злого демона! Там даже ругаются так: Раздлага тебя побери…
– Мы все это знаем, дубина! – прошипел сосед Фирчи и отвесил ему подзатыльник. – Не мешай слушать своими дурацкими выкриками.
Берик спокойно дождался конца перепалки. За это время он успел достать флягу и сделать маленький глоток из нее. Потом, словно ни в чем ни бывало, продолжил рассказ:
– Первым делом Раздлага пронесся, будто опустошительный вихрь, по всем своим владениям, забирая молодых и крепких крестьян в армию. Он растратил большую часть казны на вооружение и обучение солдат. Во главе десяти тысяч человек он отправился в Северные степи и дошел до самых гор, уничтожая всех встреченных на пути кочевников. Говорят, он был невероятно жесток: сам разрубал мечом младенцев, насиловал женщин и мучительно умерщвлял мужчин. Все его войско быстро превратилось в толпу бессердечных головорезов. Вчерашние увальни-крестьяне, отведав крови и вседозволенности, будто бы сходили с ума и превращались в зверей.
Вдоволь пролив крови, Раздлага вернулся в Мирзазе. В своем кровавом походе он не нажил добра и страна его пришла в упадок: лишенные рабочих рук деревни вырастили недостаточный урожай, дороги стояли в колдобинах после летних дождей. Молодой король недолго думал о том, как поправить дела, ведь рядом было столько богатств! Среди соседей Раздлага прослыл чуть ли не благодетелем, потому как кочевники, от которых он избавил степь, иной раз досаждали Приморью своими набегами.