Командир эскадрона, старый вояка, начал было возражать, но Белов скомандовал: кругом — марш!
Бойцы, затихнув, следили, что будет… Ничего особенного но произошло. Старый вояка, замысловато выругавшись вполголоса, повел колонну назад.
Не прошло и двух часов — эскадрон прибыл снова. Белов начал осматривать лошадей. Командир эскадрона, сопровождавший его, внимательно и настороженно косил глазами из-под низко надвинутой кубанки. На этот раз все было сделано, как надо.
— Ну вот! — громко, чтобы слышали бойцы, сказал Белов. — Теперь кавалерия, а не обоз!
В этот день, сам того не зная, Павел Белов стал среди конармейцев «своим».
Вскоре полк заметно выделился в лучшую сторону. Начальник дивизии ставил его в пример.
Между тем в донских хуторах и станицах все острее чувствовался голод. Сказалась война, не раз опалявшая эти места, сказалось отсутствие хозяев-мужчин и, конечно, неурожай. Хлеба во многих семьях хватило лишь до середины зимы.
Нечем было кормить войска. 14-я кавалерийская дивизия походным порядком перебрасывалась на Кубань. По февральским вьюжным дорогам, по которым двигалась конница, шли на юг женщины, старики, дети. Шли из последних сил. Не сосчитать, сколько закоченевших трупов осталось тогда на степных проселках. Привычные кони не шарахались, только прядали ушами, переступая через темные бугорки.
Трудно было и кавалеристам. Сами с пустым животом — еще так-сяк. Но для коней обязательно надо добыть сено или овес. Растаскивали на корм соломенные кровли — ничего другого не находили окрест.
А тут еще начдив 14-й Мурзин вздумал вдруг произвести обмен лошадей между полками, подбирал их по масти. Занимались этим во время днёвок. Путаница была великая. Хороших лошадей в полках прятали. К новым, обмененным, бойцы привыкали с трудом. Для многих буденновцев необдуманный приказ вообще обернулся трагедией. В каждом взводе были бойцы, которые, можно сказать, сроднились со своей лошадью, пройдя с ней и германскую, и гражданскую войны. Иной приехал в отряд Буденного на кровном своем мерине, оголив хозяйство. Другой отбил жеребца в смертельной схватке с врагом. Третьего умный конь несколько раз выносил, раненного, с поля боя…
Плакали кавалеристы, расставаясь с конями. Некоторые самочинно уходили с лошадьми в другой полк, их отправляли обратно. Случалось и такое — отставал боец на марше и больше не появлялся. Настолько, значит, сросся с конем, что не смог оторвать его от себя.
Несмотря на недовольство, на участившиеся случаи дезертирства, обмен был все-таки произведен.
В те дни Павел Белов сделал пометку в своей командирской книжке: «Любые события дают опыт, положительный или отрицательный. Но если специально не думать об опыте, он накапливается очень малыми порциями. Поэтому надо подводить итоги для себя. А итоги у меня такие. Если делаешь одно важное дело, не осложняй его другими, которые можно пока отложить. Это называется твердым стремлением к цели. И думать надо прежде всего о людях. Как это для них? Спорил с К. Он говорит: если даже командир ошибся, все равно должен не подать вида и довести свое до конца. По-моему, нет. Ошибка командира может дорого обойтись. Лучше повернуть с полпути. Признать допущенную ошибку — для этого надо больше смелости, чем гнуть напропалую свое».
Весной 1922 года Павел Белов получил новое повышение: его назначили командиром 81-го кавалерийского полка. Задача была поставлена ясная: подтянуть дисциплину, вывести полк на уровень всех остальных частей дивизии.
К тому времени Павел усвоил простую, но далеко не всем доступную истину: придя на новое место, не ломай сразу то, что было сделано раньше, не охаивай предыдущего начальника. Ведь трудился не он один, работал весь коллектив. Да и какая вера будет тебе, если люди загодя знают: явится затем новый командир и очернит, отменит сделанное под твоим руководством.
Приглядевшись месяца полтора, освоившись с людьми, Белов начал постепенно, ненавязчиво проводить то, что считал нужным. Станица Келермесская, в которой стоял полк, несколько преобразилась. В воротах дворов, где размещались кавалеристы, появились различные препятствия, чаще всего — тын. За день боец минимум восемь раз выезжал со двора и въезжал обратно. И каждый раз вместе с лошадью преодолевал препятствие.
Подобные барьеры стояли и на улицах. Но больше всего их было возле штаба полка, разместившегося в кирпичном доме на церковной площади. Каждый, кто направлялся туда, должен был прыгнуть либо через канаву с водой, либо через высокий барьер. Кроме того, рубка лозы или глиняной фигуры: А для пеших — прыжок в длину или высоту. Иначе в штаб не пускали. Исключений не делалось ни для кого.