Подходит Отто Юльевич, поздравляет с успешным ремонтом и испытанием машины. Нас окружают товарищи. Среди них плотники. Они ремонтировали крылья. До последней минуты они не верили, что самолет будет летать. Даже теперь, когда я только что летал, у них осталось еще какое-то сомнение. Тогда я решаюсь на самое сильное средство: я предлагаю Отто Юльевичу подняться со мной и посмотреть сверху на лагерь. Мое предложение произвело колоссальный эффект. Все насторожились, в особенности строители, они прямо-таки впились глазами в Отто Юльевича: что он ответит?
Неужели полетит?!
Общая напряженность с быстротой молнии передалась ему (он очень чуткий человек). Отто Юльевич спокойно благодарит меня за предложение и… соглашается. Мы снова заводим мотор, идем на старт. За нами с тревогой следят двадцать пар глаз. Через пять минут мы в воздухе.
Я облетел кругом лагеря два раза. Все вышли из палаток приветствовать нас, машут нам шапками, кто-то в восторге выломал доску от ящика и махал ею. После 20-минутного полета я сел на аэродром. И тут почувствовал, что то неверие, какое проглядывало у всех, исчезло.
Я победил!
Да, я победил. Но удержится ли погода? Не ударят ли снова морозы? Эта мысль не давала мне покоя. На следующий день появился туман, температура упала до минус 10–12°. Через день, [267] 2 апреля, утром туман стал рассеиваться. К 12 часам совсем прояснело. Иду на аэродром для полета. Снова договорился, что при благоприятных обстоятельствах в Ванкареме на вышке поднимут флаги. К моему приходу на аэродром мотор был уже готов, его запустили без меня. Смотрю на вышку — флага нет. Но еще не время, надо подождать 30 минут. Смотрю в сторону земли. Впечатление хорошее. Ждать боюсь: а вдруг там, в Ванкареме, люди напуганы? Ведь уже третья авария была. Что если ванкаремцам только покажется, что погода плохая… Температура воздуха стала падать, вот уже минус 14°. Подул северо-западный ветер, он принесет мороз. Решаюсь лететь, не дожидаясь сигнала. Сажусь, механику говорю:
— Полетаем пока, попробуем…
Взлетели. Сделал прощальный крут над лагерем, взял курс. Смотрю: флага нет!
— Все равно… Иду в Ванкарем!…
Через 40 минут нагнал ту низкую облачность, которая была у нашего лагеря утром. Температура начинает падать, мотор изредка потряхивает. Я снижаюсь на 200 метров. Теперь теплее. Через час полета вижу впереди с правой стороны берег, гору. Левая часть закрыта туманом, идет мелкий снег. Взял направление на гору. Через 1 час 15 минут вижу впереди дым костра и посадочный знак, Я — в Ванкареме!
Нас встречал весь чукотский поселок. Чукчи были несказанно рады. Их труды не пропали: самолет сел на их аэродром. Через 15 минут получаю восторженную радиограмму. Весь лагерь в восторге. Нас поздравляют с удачным полетом.
С полетом мне действительно повезло: на следующий день температура снизилась до минус 28°, подул сильный ветер, стала свирепствовать пурга, и до самого конца всех спасательных работ температура колебалась в пределах минус 26–32°. Я пробовал подниматься в Ванкареме, мотор останавливался.
Мне повезло. Но в первые дни своего пребывания в Ванкареме я не знал, куда себя деть, не спал ночью, в особенности, когда поднялся сильный ветер. Вот когда я почувствовал всю спайку нашего коллектива, понял, как он мне дорог. Я знал, что такое сильный ветер в лагере, я знал, что происходит там, на аэродроме, и мои опасения не были напрасны.
За день до прилета в Ванкарем двух самолетов — Каманина и Молокова мы получили радиограмму: «Аэродром в лагере Шмидта поломало, от полета в лагерь воздержитесь до особого сообщения». [269]
Я знал, какую героическую работу по восстановлению аэродрома ведут челюскинцы. Потом выяснилось, что они работали день и ночь.
На следующий день вечером нам сообщили: «Площадка готова». Мы встаем в два часа ночи, готовим машины. Утром из Уэллена прилетает Слепнев, а за ним Каманин и Молоков. Теперь у нас три машины. Самолет Слепнева разгружается. В это время Каманин с штурманом Шелыгановым и Молоков выруливают на старт, чтобы лететь в лагерь. Вслед за ними, разгрузив машину и погрузив собак и нарты, вылетит Слепнев с Ушаковым.
На этот раз все обошлось благополучно. Через час мы получили радио: «Машина Слепнева в лагере, Каманин и Молоков вернулись обратно в Ванкарем». А еще через час они оба снова поднялись я удачно прилетели в лагерь. К вечеру на землю высадилась партия из пяти челюскинцев.
А где же Слепнев? Слепнева сегодня не будет. Был сильный боковой ветер. При посадке самолет Слепнева влетел в торосы и слегка повредил машину. Сегодня она будет отремонтирована. [270]