Кинулись в камбуз, а котел полон замерзшего супа. Ломиком выкололи супной лед, взвалили котел на нарты и пошли на аэродром. Там работа кипела. Разрезали железный лом на куски, чтобы соединить ими лопнувшие трубы. Оставалось решить, как быть с костылем. Но и здесь быстро нашлись — при помощи трубы, ломика и проволоки костыль был приведен в порядок, а Саша Лесков грел уже воду, и через три часа после аварии самолет вылетел с пассажирами из лагеря и благополучно прибыл в Ванкарем.
Вот какими специалистами мы стали…
Но с переменой обстановки нам пришлось «перестраиваться» и снова менять специальность. После того как мы попали на культбазу бухты Лаврентия, много товарищей захворало и слегло в больницу.
Больница переполнена, а обслуживающего персонала мало. Вот и пришлось нам вместо ремонта самолетов взяться за ремонт людей. Писатель, научный работник, штурман, механик, кочегар, плотник, радист, — словом, все заделались прекрасными сиделками и санитарами. В очень короткий срок мы так свыклись с новой работой, что врачи не могли и нахвалиться, а когда в порядке очереди улетел в бухту Провидения дублер старшего штурмана т. Павлов, то [451] больные просто скандал учинили, зачем от них взяли самую лучшую «сиделку».
Не все могли соперничать с Павловым. Другие имели не менее важные дела в больнице — чинили инвентарь, оттачивали операционный инструмент, производили ремонт дверей, чтобы их скрип и стук не беспокоили больных…
Зря кашу не ели. Даже на «Смоленске» челюскинцы не сидели сложа руки: то перегружали уголь, то работали в машинном отделении, то грузили самолеты. Мы все помогали команде парохода быстрее закончить операции и взять наконец курс на Владивосток. А там — в Москву, столицу нашей родины, в центр великого, мощного отечества пролетариев всего мира, любимого отечества, которое воспитало нас, научило работать, выручило из тяжелого ледового плена и за которое мы готовы отдать все силы, способности и жизнь. [452]
Секретарь экпедиции Сергей Семенов. Необыкновенное заседание
Это было уже на пути из Владивостока в Москву. Я сидел в купе у Вани Копусова рядом с ним, а по другую сторону столика сидел герой Советского союза Сигизмунд Леваневский. Краснея, как ребенок, он говорил мне и Копусову о своем желании вступить в партию. Леваневский рассказал: в продолжение уже двух месяцев он живет среди челюскинцев, дышит воздухом их коллектива. Челюскинцы его многому научили. Он хочет быть коммунистом.
Это было необыкновенное заседание. В шести тысячах километров от Тихого океана и в трех тысячах от Москвы. Поезд шел Барабинской степью. В зеркальном окне — зеленая равнина. В купе жесткого вагона, где мы собрались, душно, дымно, пыльно. На столике и под столиком — бутылки с нарзаном, папиросы и цветы, цветы, цветы…
На протяжении шести тысяч километров пионеры забрасывают поезд цветами. [453]
28 июня 1934 г.
Душно так, что нечем дышать, сидим в расстегнутых нижних рубашках, лица распарены. Мы не против солнца — отличного жаркого солнца, но мы немного отвыкли от него и плохо переносим жару. У сидящего рядом со мной т. Ульева от духоты болит голова. Мне кажется, что у меня тоже болит. Тем не менее лица у всех счастливые, веселые, гордые.
Мы переживаем радостное чувство итогов. Не знамена, плакаты, оркестры, митинги, цветы, крики «ура», сопровождающие наш поезд от станции к станции, вызывают в нас это радостное чувство — нечто другое, гораздо более глубокое и волнующее.
В руках Задорова — кипа различных бумажек. Это заявления и автобиографии челюскинцев и летчиков, желающих вступить в партию.
Задорову долго не удается открыть заседание. Слишком веселы и счастливы. Шутят, смеются, острят, каламбурят.
В обычное купе, вмещающее четырех, втиснулись одиннадцать. Толя Колесниченко и Миша Филиппов заявили, что если никто [454] не желает лезть на верхние полки, они готовы пожертвовать собой.
Нельзя сказать, чтобы это было большой жертвой с их стороны. Хотя на верхних полках и душнее и жарче, но зато свободнее можно лечь, вытянуться. Внизу — Бобров, Задоров, Баевский, Гуревич, Ульев, Румянцев, я, Нестеров, Канцын. Жмем друг друга и потеем. Писать можно с трудом.
— Зови Сашу Погосова! — командует Задоров Нестерову, стоящему в дверях.
Входит Саша. Он не то взволнован, не то похудел. Ах, нет, он просто побрился ради торжественного события! Мы усадили его на полу на корточках у двери. Из кипы бумажек Задоров берет верхнюю и читает вслух:
«В бюро коллектива ВКП(б) челюскинцев от Александра Погосова, механика острова Врангеля