Дрейф «Челюскппа» дал огромный материал для понимания течения в зимних условиях в этой неизученной части Арктики. Научные работы продолжаются. Настроение у всех крепкое.
Начальник экспедиции ШМИДТ [177]
Штурман Б. Виноградов. У последней перемычки
Мы были выброшены из Берингова пролива на север, в Полярное море. Надежда выйти в воды Тихого океана не покидала нас и теперь, хотя мы уже полтора месяца дрейфовали.
Впаянный в льдину корабль несло со скоростью до пяти километров в час. Впереди, меньше чем в двух километрах, — полоска воды.
Она идет вправо на юг, а там видны полыньи, проглядывающие сквозь белые поля.
И на горизонте темной синью слилось небо с морем — это тоже признак больших вод.
Перемычка впереди кажется единственной преградой для выхода из Полярного моря.
Вот уже второй день, как рухнули надежды на помощь «Литке», второй день бьется «Челюскин» скуластым носом об лед. И судно и люди страстно желают покинуть грязную льдину, почерневшую от сажи из дымовой трубы. [178]
Впереди угрожающе нависла зимовка. Это слово мы стараемся не произносить.
Сегодня, как и вчера, как и много дней, оставшихся позади, заступаю на утреннюю вахту, сменяя старшего штурмана.
— Привет! Как дрейф?.. Ветер?..
— Дрейф обычный… на норд, ветер норд-ост в два балла. Готовьте машину, капитан еще не вставал, — говорит через плечо штурман Павлов, наклонившись над картой, где он отмечает последнюю точку местонахождения нашего судна.
Принимаю вахту в рулевой рубке, снимаю телефонную трубку, звоню в машину:
— Алло! Петрович, ты? Готовь машину. Сегодня будем разворачиваться. Последняя попытка.
— Есть, в момент!
Подымаюсь на верхний мостик, много раз звоню по телеграфу в машину и ставлю ручку на сигнал «Готовиться». На правом крыле мостика у метеобудки производит наблюдения Комова.
— А, Борис Иванович! Что, пойдем?
— Ольга Николаевна, примите заказ на погоду. Дайте ветер баллов в 15, северный. Может быть вынесет в Берингов.
Смеемся.
Звон телеграфа. Машина готова.
Взбирается на мостик рулевой. Начинаем работать.
Ясное небо. Лучи солнца, восходящего с каждым днем все позже, озаряют горизонт красным маревом. Ярко вычерчена на горизонте линия, отделяющая белое снежное поле от синего неба.
— Как хочется выйти изо льдов! И так запоздали, уже четвертый месяц на Севере.
В бессилии с яростью смотрю на каждый удар форштевня об лед. Судну мало разбега. Израненное в борьбе с мощными льдами, оно не может взять перемычки.
Люди, расставленные на кромки льда, вооруженные баграми, отталкивают отломанные куски льда в сторону: затопляют их, помогая «Челюскину».
Небольшой разгон назад, слабые удары носом…
— Полный вперед… Прямо руль… Малый назад… — автоматически бросаю слова команды. Привычно работает рука на телеграфе.
Замечаю по створу тентовой рейки с предметами на борту продвижение вперед. Метр… полметра… [179]
Мелко искрошенный лед образовал подушку, в которую легко входит форштевень, не ломая преграды.
Взрывы аммонала, помощь людей, грозный вид скуластого носа судна — все бессильно перед огромной толщей белого, как сахар, льда.
К концу вахты, усталый, нервно даю команду:
— Право… Право на борт!
И после безрезультатного удара возвращаюсь к старту для следующего разгона. Глухой звук за кормой. Что-то оборвалось в груди. Нервная дрожь пробегает по спине.
— Что? Что такое?
Стопорю машину. Быстро сбегаю с мостика, иду на корму. Перед тем посылаю матроса в трюмы промерить воду.
— Посмотрите, нет ли поломок, наверно шпангоут лопнул.
Проходя мимо машины, кричу вниз:
— Что случилось? Не у вас?
Второй механик отвечает:
— Не знаю, что-то на корме.
В румпельном отделении собирается группа механиков, инженеров, машинистов и других.
— Лопнула муфта сектора руля, — говорит инженер Расс. — Исправить можно.
Облегченно вздыхаю.
— В месте излома — раковина, недоброкачественный металл, — сообщает инженер Факидов.
Старший механик говорит, что к утру следующего дня рулевое управление будет исправлено, но придется штуртрос натянуть на кормовой шпиль, что несколько осложнит работу рулевого.
Еще одна неудача. Еще одна победа ледяной стихии.