Любопытно, что часть обитателей барака настолько полюбила его, что все это не помешало им на другой же день поселиться в одной из его половинок. На месте распила поставили новую стену, и барак, уменьшенный больше чем вдвое, опять превратился в уютное обиталище. Подвижки льда продолжались и в следующие дни, но особого вреда лагерю не принесли.
С 7 по 10 марта удается ежедневно вечером определять по звездам обсервацию нашего места.
С 7-го на 8-е нас продрейфовало на юго-восток на 4,6 мили.
С 8-го по 9-е мы оставались почти на месте, передвинувшись за сутки на восток всего лишь на 0,3 мили.
Наконец с 9-го на 10-е нас подало на юг на 1,3 мили.
7 и 8 марта опять отмечались небольшие подвижки льда в районе лагеря.
В лагере очень оживленно. Часто бывают собрания, на которых Отто Юльевич информирует нас о полученных телеграммах.
Огромное впечатление произвела на всех телеграмма с приветствием Политбюро. Нас поражает размах принимаемых на материке мер для нашего спасения. Иной раз начинает казаться: неужели нужно такое огромное количество самолетов, потребуются ли дирижабли, аэросани и наконец «Красин»?
Из лагеря все кажется как-то проще.
Теперь мы ежедневно получаем специальную «для челюскинцев» сводку ТАСС о международных и внутренних событиях. Не чувствуем оторванности от внешнего мира. Какой контраст с прежними экспедициями, когда по полугоду и больше из-за отсутствия радио не было никаких сведений извне!
Сводки и информации зачитываются в бараке по вечерам через день. Проведено несколько циклов лекций Баевского о Монголии, Комова — о Чукотке. Должен вскоре выступить и я с лекциями о Якутии.
Регулярно идут занятия Отто Юльевича по диалектическому материализму. Первая лекция происходила в палатке, едва вместившей всех желающих. Теперь занятия перенесены в барак. Рассчитанные на уровень научных работников и студентов лекции О. Ю. Шмидта [318] привлекают обычно чуть ли не половину состава лагеря. Своеобразное зрелище представляют собой эти лекции. На низком столе из люковин две маленьких коптилки. Над конспектом в ученической тетрадке склонилась голова с взъерошенной шевелюрой и длинной бородой. Вокруг тесно друг к другу на полу и на ящиках расположились слушатели в ватных куртках, кожаных тужурках, свитерах. На ногах валенки, меховые сапоги или неуклюжие черные ботинки на толстой подошве. Все обросли: у кого окладистая борода, у кого вздернутая ехидно козлиная бородка, которую он ежеминутно теребит. Молча все слушают плавную, образную речь. Ранние французские материалисты, Кант, Гегель… Голос замолкает. Выступает другой, немного взволнованный… Аккомпанемент ветра в трубе. Вдали раздается шум — прислушиваемся, не начало ли торосить.
С 10-го по 13-е опять дрейфуем зигзагообразно.
С 10-го по 11-е — к северу, северо-востоку на 1,8 мили.
С 11-го по 12-е — к юго-западу на 2,3 мили.
С 12-го по 13-е — почти на восток на 2,2 мили.
С 13-го по 17-е дрейф идет строго по одной линии, ориентированной:
с 13-го по 15-е — на северо-запад;
с 16-го по 17-е — на юго-восток.
Скорость дрейфа с 13-го по 14-е — 0,9 мили.
С 14-го по 15-е — 0,6 мили.
С 15-го по 17-е, т. е. за двое суток, — 13,7 мили.
Самолет Ляпидевского, вылетевший было к нам, имел вынужденную посадку у острова Колючина, во время которой произошла авария.
Жизнь лагеря течет спокойно, изредка нарушаясь подвижками льда по трещине и ночными торошениями где-нибудь невдалеке.
В палатках понаделали костяшки домино, и в свободное время одни и те же партнеры сражаются в «козла». Крайне дефицитная вещь в лагере — книги, их всего несколько, на них длиннейшие очереди. У нас в палатке долгое время обитала «Песнь о Гайавате». Читали ее вслух, потом поодиночке. Теперь у нас «Неорганическая химия» Меншуткина и два американских географических журнала. Первую читают все понемногу, вторые — мы с Ширшовым. Петя Ширшов решил в лагере всерьез заняться английским языком. Все свободное время он сидит и зубрит английские слова. Через, каждые два-три дня он делает подсчет известных ему слов. Сначала их были сотни, теперь он подходит ко второй тысяче. По вечерам иногда Борис Громов заводит патефон. После первой пластинки [319] в нашу палатку начинают приходить из других палаток. Вскоре «гостей» становится так много, что повернуться буквально негде. Иногда Громов идет с патефоном в барак или другие палатки, как мы говорим, «на гастроли».