Из Петропавловска мы вышли во Владивосток. На этом перегоне число коечных больных резко сократилось. Очевидно морской воздух, питание и уход благоприятно сказались на здоровье товарищей.
Незабываемую картину представлял собой Владивосток. За несколько десятков миль к нам вышли навстречу пароходы и ледокол «Добрыня Никитич», имевшие на борту делегации лучших ударников города и области. Пароходы непрерывно приветствовали «Смоленск» гудками и музыкой. Взвились эскадрильи самолетов. Они буквально засыпали нас цветами. У меня на митинге вырвалось восхищение меткостью их попадания, и я выразил уверенность, что в случае нападения на нас эти самолеты с неменьшим успехом засыплют врага полновесными бомбами!
При подходе к порту все находившиеся там пароходы стали салютовать гудками. К ним присоединился рев гудков многочисленных заводов и фабрик. Гул перекрывался артиллерийским салютом.
Весь город имел парадный, праздничный вид. Не только пристань и ближайшие улицы были заполнены встречающими, но и все прилегающие сопки были буквально усеяны народом.
Специальный экспресс везет нас в Москву… Больше 170 остановок и встреч было на долгом пути между Владивостоком и Москвой.
Описать все эти встречи невозможно. Каждая из них имела что-то свое, особенное, отличающее ее от других. Но объединяло их одно — товарищеское теплое чувство и любовь.
Интересно было наблюдать за нашим коллективом, как он рос и воспитывался на этих встречах. Каждая из них давала нашему коллективу зарядку, усиливала волю к борьбе.
Москва… Здесь была встреча, какую нельзя было даже при большой фантазии заранее себе нарисовать. Задолго до города стоял народ и забрасывал поезд цветами.
Москва… На вокзале — правительственная комиссия. Разукрашенные улицы. Опять цветы, цветы и цветы. Декорированные автомобили. Масса людей…
Красная площадь… Приветствие членов правительства во главе с товарищем Сталиным. Парад: Демонстрация. Все это врезалось в память челюскинцев так же крепко, как день гибели нашего корабля. [399]
Примите нашу благодарность
Из письма семей челюскинцев товарищу СТАЛИНУ
Дорогой Иосиф Виссарионович!
Сегодня, когда наши мужья и отцы уже находятся вне опасности и чувствуют под ногами прочную почву советской земли, наша первая мысль радости и торжества обращается к Вам, нашей гордости, нашему великому другу.
Мы знаем, что с первого дня выхода «Челюскина» в плавание Вы внимательно следили за мужественной работой наших близких. Мы знаем, что с момента катастрофы Вы были прямым организатором и вдохновителем всех спасательных мероприятий, во главе которых стоял одни из Ваших ближайших соратников — В. В. Куйбышев. Мы знаем, что Ваша забота сопровождала каждый новый самолет, пароход, дирижабль, спешивший на помощь, на выручку наших родных, плененных ледяной стихией.
Дорогой Иосиф Виссарионович! Ведь было трудно, очень трудно ждать. Но за Вашей заботой стояла сила, которую вырастила наша страна под Вашим руководством.
Вот почему сегодня, когда наши родные оставили на льдине только гордо развевающийся красный флаг Страны советов — символ того, что Арктика есть и будет советской, мы не можем не поделиться с Вами нашей радостью. Примите нашу великую благодарность, наш дорогой, наш родной Иосиф Виссарионович.
На «Большой земле»
(обратно)Начальник полярной станции П. Буйко. Да здравствует материк!
В моих руках лом. Он с гулом падает на ледяные шишки, дробя их в сверкающие кристаллы. Только на больших ропаках он, как бы задумываясь перед решением задачи, задерживается на секунду и потом равномерно стучит, долбит ямку во льду. Перед глазами точка ямки и кончик лома. На этом с напряжением концентрируется все внимание. Кончик лома не должен промахнуться мимо ямки. С каждым прыжком лом глубже въедается в тело ропака. Слышны глухие удары лома, иногда до десяти-двадцати. Все сильнее и чаще удары, и наконец слышится радующий хруст: большая глыба льда тяжело отваливается от ропака, сламывая корку снега и обнажая две-три новые трещины, по которым легче будет колоть дальше.
Черные от морозного огня и ветра лица людей, обросшие, по выражению их самих же, джунглями волос.
Маячат лопаты, скачут кирки, взлетают и тяжко ухают ударами ломы. Солнце вступило в единоборство с 30-градусным морозом. Оно [402] из сил выбивается в этой непокорной стране льдов. Теплым дыханием солнце парит по вершинам мраморно-зеленых торосов, облитых влажным снегом, длинными желтыми ножницами своих лучей стрижет снег в долинах молодого льда, концами ножниц подкалывает ропачьи пятки.