— Благодарю вас за признание того, что в моей башке способна задержаться некоторая полезная информация. Я действительно неплохо знаю систему обороны Сандотнери, — ровным голосом произнес Кейн. — Вы же, в свою очередь, прекрасно понимаете, что мои катапульты, а также подкопы, вырытые саперами, могут в течение нескольких часов проделать значительные бреши в стенах города. Я не сомневаюсь, что вас лично миновала горькая чаша испытать на себе то, что происходит с жителями городов, захватываемых сатакийцами. Впрочем, не сомневаюсь, что наслышаны вы об этом немало. Так вот, уверяю вас, что самые страшные истории и сказки окажутся лишь жалкими анекдотами по сравнению с тем, что придется пережить вам не далее чем завтра на рассвете.
Закончив говорить, Кейн основательно приложился к кубку с вином, чтобы промочить пересохшее от разговоров горло. Помолчав, он добавил:
— Устал я от вас, ребята. Да и осада, признаться, мне порядком надоела. Ловите момент: я вполне склонен назначить самые великодушные условия капитуляции. Кто у вас там в Сандотнери на данный момент может подписать договор?
Главный парламентер, бросив умоляющий взгляд на своих спутников, которые лишь беспомощно отвернулись, ответил:
— До тех пор пока не будет коронован новый король, в роли регента выступает Эскетра, а генерал Ридэйз — военным правителем при ней.
Кейн кивнул:
— Ну и замечательно. Вот пусть Эскетра и генерал Ридэйз и соизволят прибыть сюда вечерком, чтобы подписать договор о сдаче города.
— Но на каких условиях? Осталось определить… — начал было парламентер, но Кейн оборвал его:
— На моих! И нечего попусту убиваться. Передай своим правителям, что условия будут стандартными, соответствующими достойной капитуляции, а обо всем остальном я собираюсь говорить уже с ними лично. Впрочем, если вам не по вкусу мои условия и до заката вы не удосужитесь принять их — дело ваше. Завтра с рассветом сатакийцы устроят вам веселенькую попойку. Полагаю, их условия понравятся вам куда меньше.
Настроение Кейна заметно улучшилось. Проводив взглядом парламентеров, он приказал прекратить обстрел города и вызвал писаря, чтобы продиктовать условия договора. Южные Королевства постоянно воевали, поэтому процедура капитуляции была хорошо отработана и особых затруднений не вызывала. Опытный генерал, Кейн не задумываясь надиктовывал писарю статью за статьей: прекращение военных действий, передача оружия, выплата контрибуции, территориальные уступки и — главное — Сандотнери должен войти в состав империи Ортеда.
Документ получился всеобъемлющим, лаконичным и по-своему красивым. Достойные условия сдачи и уверенность в том, что город подпишет их не торгуясь ввиду приближения армии Пророка, порадовали Кейна. Он был доволен, что дело удалось уладить чисто, без лишней крови, голода, болезней, а главное — без бессмысленно жестокого штурма, которого так жаждал весь этот сброд.
Перечитав документ, Кейн приказал писарю переписать его набело в трех экземплярах, а сам вышел навстречу въезжающим в лагерь отрядам кавалерийского прикрытия, посланным сопровождать толпу пеших сатакийцев. Да, оставшуюся в полудневном переходе позади армию Пророка, как и год назад, можно было назвать лишь толпой, влекомой вперед алчностью и страхом.
Один из вернувшихся в лагерь офицеров предупредил Кейна, что Ортед Ак-Седди тоже собирается выехать вперед и прибыть в расположение войск Кейна раньше своей армии. Неясное беспокоящее предчувствие закралось в сердце генерала.
С противоположной стороны к его лагерю приближалась делегация правителей Сандотнери. Даже издали Кейн узнал Эскетру, ехавшую в дамском седле на изящной белоснежной кобыле. Отослав к Ортеду гонца с донесением о сдаче города, Кейн мысленно поторапливал парламентеров. Ему почему-то очень хотелось закончить процедуру подписания договора до прибытия Пророка.
Встреча с делегацией, откровенно говоря, не была теплой и дружественной. Да и то сказать, даже в свою бытность генералом армии Сандотнери Кейн не находился в особо приятельских отношениях ни с одним из прибывших. Эскетра была явно очень напугана и скрывала страх под маской высокомерного презрения. Внутренняя ярость сжигала Ридэйза, поднявшегося на вершину пирамиды власти только ради того, чтобы сдаться давнему сопернику и своему бывшему командиру. Остальные члены делегации были, судя по всему, немало озабочены одной мыслью: есть ли под одеждой у Кейна кольчуга.
До предела сократив все приветственные формальности, Кейн вручил прибывшим экземпляр текста договора. Посланник, с которым он уже имел дело, негромко зачитал документ своим правителям. Каменные лица, сжатые губы, гневные глаза обреченных подсудимых встретили оглашение их приговора.
— Это невозможно! Неприемлемо! — возмутился Ридэйз.
Кейн удивленно поднял брови:
— Не мели чушь! Четыре года назад ты сам зачитывал побежденным бавостинцам точно такой же документ. Пока твоя собственная шея не попала в петлю, виселица казалась тебе вполне справедливым и гуманным способом наказания.
Над городом и окрестностями послышалось монотонное причитание: растекающиеся вокруг стен сатакийцы забормотали свои молитвы. Кейн добавил:
— Если вы принимаете мои условия, я гарантирую вам личную безопасность и сохранность города. Как только начнется штурм, события перестанут быть управляемыми и, когда этот сброд прорвется в город, я не смогу гарантировать вам даже достойной и быстрой смерти.
Возникла пауза, судя по всему — последняя перед подписанием договора. Если бы Эскетра и Ридэйз не собирались капитулировать на условиях Кейна, они ни за что не приехали бы в его лагерь. На всякий случай он уточнил:
— В договоре указано, что принцесса Эскетра как регент и наследница Овриноса, а также ее первый министр — генерал Ридэйз — признаются правителями Сандотнери. Разумеется, в качестве субъектов вассальной зависимости от властей Ингольди.
— Марионеточное правительство! — словно сплюнула Эскетра.
— Ну зачем же так, — возразил Кейн. — Думайте о себе как о титулованном монархе. В конце концов, дергаться на веревочках в качестве марионеток не худший вариант по сравнению с другими способами висеть в воздухе.
— Ради блага Сандотнери, я полагаю, мы должны подписать это, — заявил Ридэйз.
Разумеется, он все прекрасно обдумал: договор по крайней мере оставлял за ним номинальную власть, а значит — комфорт, деньги и свободу действий. Нужно выждать, а там, глядишь, ситуация изменится. Договор же — что договор? Так, кусок пергамента.
Кейн подождал, пока Эскетра и Ридэйз подпишут договор, затем поставил на нем свою размашистую подпись и скрепил ее печатью с крестом Сатаки. «Чистая работа», — не мог удержаться он от мысленной похвалы себе.
— Темнеет, — заметил он вслух. — Я полагаю, мы могли бы отметить подписание договора, кладущего конец кровопролитной войне… Я распорядился, чтобы нам накрыли легкий ужин прямо здесь, в павильоне. А пока что пусть ваши посыльные огласят текст договора в городе.
— Я не собираюсь ни одной секунды злоупотреблять вашим гостеприимством, — холодно ответила Эскетра.
— Прошу прощения, — угрожающим тоном произнес Кейн, — но я вынужден настаивать на своем приглашении. Вы оба — мои гости до тех пор, пока не станет ясно, что горожане и гарнизон Сандотнери согласны с текстом договора о капитуляции. Надеюсь, ваши глашатаи будут достаточно убедительны.
Отправив посыльного к Ортеду с донесением о подписании договора, Кейн неохотно присоединился к своим офицерам, весело взявшимся за кубки, чтобы отпраздновать победу. Со стороны могло показаться, что Кейн представляет одну из побежденных сторон — настолько озабоченный был у него вид. Ортед Ак-Седди — вот кто был причиной его беспокойства. Чего ради Пророк покинул уютную крепость в Ингольди и притащился сюда во главе своего «войска»? И почему он до сих пор не связался с Кейном лично? Нет, чего-то в действиях Ортеда Кейн явно не понимал.