Выбрать главу

Известие Фотия не стоит особняком в византийской письменной традиции. О крещении русов в связи с походом 860 года кратко упоминает Хроника Продолжателя Феофана, в рассказе о деяниях императора Михала III. Но та же Хроника содержит и другой рассказ о христианской миссии к русам — гораздо более подробный и красочный. Он входит в «Жизнеописание императора Василия I» — самостоятельное произведение, написанное уже известным нам императором-писателем Константином Багрянородным, внуком Василия, в середине X века. Правда, этот рассказ существенно отличается от Фотиева.

Император Василий, рассказывает Константин, сумел заключить мирные договоры (заметим, во множественном числе) с «безбожным народом россов» и уговорил их креститься и принять архиепископа, рукоположенного патриархом Игнатием. Придя в страну россов, этот архиепископ совершил чудо: по просьбе язычников он положил в огонь Евангелие, и пламя не тронуло священную книгу, оставив её целой и невредимой. Поражённые чудом, россы крестились. (См. отрывок из Хроники Продолжателя Феофана в приложениях).

Как видим, честь крещения русов приписана здесь не императору Михаилу III и не патриарху Фотию, а убийце Михаила императору Василию I (правил с 867 по 886 год) и его ставленнику патриарху Игнатию (846—857 и 867—877), ярому противнику Фотия, с которым он поочерёдно занимал патриаршию кафедру.

Известие Константина Багрянородного было повторено большинством византийских хронистов, а впоследствии (в XVI веке) попало и в русскую летопись. Но степень его достоверности оспаривается историками.

В самом деле, мы не знаем, сообщал ли Константин о какой-то новой, отличной от Фотиевой, миссии к русам, или же попросту приписал своему деду и Игнатию то, что в действительности совершил патриарх Фотий, сторонник свергнутого Василием Михаила. Какое-то время Михаил и Василий царствовали совместно (866—867), да и раньше Василий нередко участвовал в делах своего благодетеля. Но Фотий и Игнатий были непримиримыми врагами. Во время первого патриаршества Фотия Игнатий находился в заключении и никак не мог влиять на происходившие события. Но став патриархом вновь, не захотел ли он заменить посланного Фотием епископа на своего став ленника? Или, может быть, направил какую-то свою миссию к новообращённым, но по-прежнему нуждавшимся в наставлении русам? Во всяком случае, Фотий и Игнатий проявляли одинаковую ревность в пропаганде христианского вероучения. И тот и другой вполне могли посылать к русам своих миссионеров.

Но к каким русам? Мы вновь сталкиваемся с тем вопросом, который обозначили выше. Относится ли событие, о котором идёт речь, именно к Киевской Руси?

Дело в том, что наши ранние источники — «Повесть временных лет», летописные своды XII—XV веков, сказания и жития — не содержат никаких сведений о первом крещении Руси. Рассказ же Никоновской летописи, составленной в XVI веке и сообщающей о крещении киевского князя «Осколда» (см. Приложения), целиком заимствован из греческой хроники — а именно из краткого пересказа (Паралипомена) Хроники византийца Иоанна Зонары, бытовавшего в русском переводе; восходит он (как и рассказы других византийских хроник) к известию Константина Багрянородного из «Жизнеописания императора Василия I». Составитель Никоновской летописи лишь вставил в этот рассказ имена киевских князей Аскольда и Дира — но делал это чисто механически; само по себе это не может свидетельствовать об их действительном участии в описанных событиях.

Разумеется, мы не можем категорически отрицать возможность того, что миссия Фотия или Игнатия достигла Киевского государства. Однако каких-либо твёрдых, осязательных данных для утверждения о христианстве Аскольда и Дира у нас, к сожалению, нет.

А вот какие-то смутные известия о распространении христианства среди русов в Крыму имеются, причём относятся они именно к 60—70-м годам IX века.

Так, в самом конце 860 — начале 861 года в Крыму побывал знаменитый просветитель славян, один из изобретателей славянской азбуки святой Константин (в монашестве Кирилл) Философ. Он направлялся в Хазарию для прений о вере с тамошними иудеями и мусульманскими учёными. Полагают, что миссия Константина преследовала и политические цели и, в частности, должна была урегулировать отношения между Византией и Хазарией в связи с изменившимися после похода русов на Константинополь условиями.