Купец достал из мешочка на поясе монеты, снял с пальца перстень и бросил на стол.
— И это всё? — нахмурился Микула, — у нас и богаче женихи имеются.
— Ну и где же они, ваши женихи? — не сдавался купец, — кто положит на стол больше моего? Жду до захода солнца.
— Воля, твоя, владыка, — отвечал Микула, — но учти, если уйдёшь, всё добро твоё у меня останется. Плати только тем, что имеешь с собой.
— Не учи, владыка, я обычай знаю.
Начались тревожные часы ожидание. Больше никто к ним не подходил, никто не хотел соперничать с заезжим купцом. Проходили мимо, иногда останавливались, чтобы разглядеть красивую невесту, а затем уходили. Наконец, вдали показался Никита Буслаев вместе с сыном Добрыней, племянниками — Кириллом и Авдеем и братом Фомой — новгородским посадником в том году. Всего пять человек, все с цепями на шеях да перстнями на пальцах, с мешочками на поясах, да иные ещё с браслетами на запястьях. Василиса на смогла сдержать улыбки при виде своего суженного. Он пришёл, он женится на ней, он выбрал её, маленькую неискушённую девочку, и отверг любовь опытной ненавистной полячки. Но серьёзный вид мужчин заставил и Василису сдержать свою милую улыбку. Обряд должен был быть проведён по всем правилам, как настоящий торг.
— По чём невесту отдаёшь? — спросил Никита.
— А сколько при себе имеешь? — спрашивал в ответ Микула.
— При себе имею сына молодого, да золото с серебром, — отвечал Никита и вывел вперёд Добрыню. Сын Никиты снял с пояса кошелёк и высыпал монеты на стол. Отец передал ему свой кошелёк, затем поочерёдно все родственники так же все высыпали на стол монеты. Микула стал считать, нахмурился.
— Ох, маловато, — отвечал он, — гляди, сколько купец тут выложил.
Добрыня в ответ снял с шеи серебряную цепь, с пальца перстень.
Купец заметно занервничал. Микула сделал вид, что задумался, а затем прокричал как можно громче, как требовал обычай:
— Не желает ли кто отдать больше за мою дочь, чтобы взять её в жёны? Жду до захода солнца.
Желающих не появилось. Солнце близилось к линии горизонта и уже коснулось верхушек стоящих вдали деревьев. Купец устал уже ждать, собрал свою плату и убрался прочь. Казалось, сделка сделана, но тут вдруг заезжий купец вернулся к столу, и теперь не один.
— По чём невесту отдаёшь? — спрашивал Ставр. Добрыня сжал кулаки. Не дожидаясь ответы Микулы, Ставр стал выкладывать своё добро на стол, выложил множество монет, снял все перстни, снял с шеи серебряную цепь с золотым крестом, с запястья снял браслеты. Всё выложил, что имел при себе.
— Щедро, — отвечал в растерянности Микула. Тут вперёд всех вышел сам новгородский посадник — Фома, сводный дядька Добрыни, снял с пальцев перстни, с шеи снял цепь.
— А так? — спросил он.
— Вы, очевидно, заплатили больше, — отвечал Микула.
— Да где же тут больше? — возражал Ставр, — впрочем, коли так, добро, Микула, тебе виднее.
И он отступил назад, а вперёд вышел заезжий купец и всё своё добро, которое платил до этого, выложил в кучу сына Годия. Одна монета перекатилась даже в кучу Добрыни, но от этого куча Ставра не стала меньше. На Добрыню было страшно смотреть. Казалось, он вот-вот набросится на своего проклятого соперника. Но родственники ему этого не позволили. Брат Кирилл положил ему руку на плечо и увёл с собой. Дальше с Микулой разговаривал уже Никита. Богатырский воевода по обычаю мог отказаться выдавать дочь замуж за Ставра, но за Добрыню отдавать её он точно теперь не имел права. Помолвка была расторгнута. Никита в тот день вернулся домой злой. На Добрыне вообще не было лица.
— Я же говори тебе, отец, лучше бы нам расторгнуть помолвку самим и жениться мне на Зое. А теперь получается, что он нас прилюдно кинул, вместе со Ставром.
— Хорошо, что ты при Микуле этого не сказал, — молвил Никита, — а то бы я тебе точно по голове дал. Микула — уважаемый человек, пусть и не знатный, и ты не смеешь ничего ему предъявить. Себя вини теперь, и бабу свою.
— Её зовут Зоя.
— Плевать я хотел, как её зовут. Пока я жив, она твоей женой не будет. Я найду тебе другую невесту. И кончим на этом.
Спорить было бесполезно, Никита уже принял решение. А ночью Добрыня снова отдался запретным ласкам Зои. Говорил ей, как он хочет убить Ставра, говорил, что Ставр унизил не только его, но и всю дружину в его лице, а так же унизил и память великого новгородского богатыря — Василия Буслаева.
— Может ты из-за девки этой так злишься? — нахмурился Зоя.
— Из-за Василисы? А ты что, ревнуешь?
— Я? Да нет, кто я тебе? чужой человек. Захочу, уйду к другому, я ведь не твоя рабыня.