— Здорова, владыка.
Во двор пробирался Ставр. Добрыня уже успел позабыть об этом своём сопернике, который увёл у него невесту. Все мысли его были заняты Рогнвальдом. И вот теперь Ставр, как ни в чём не бывало, поздоровался с ним и вошёл во двор.
— Чего надо? — грубо спросил Добрыня, одновременно вспоминая, почему нельзя убить этого наглеца.
— Дело есть, — отвечал Ставр, — ты на меня зла не держи за Василису. Сам понимаешь, любовь, сердцу не прикажешь. Ты вон тоже сердцу приказать не можешь. Но нельзя забывать, что мы с тобой оба новгородские бояре, оба в одной дружине.
— Это ненадолго, скоро ты вылетишь из дружины.
Ставр скриви лицо, но не ответил на грубость.
— У нас есть общие враги, — продолжил он, — мы могли бы помочь друг другу.
— Ты это о ком?
— О Рогнвальде, — полушёпотом отвечал Ставр. Добрыня огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не слышит, взял гостя за плечо и повёл за собой.
— Пойдём потолкуем.
Ставр спокойно пошёл за ним и остался наедине в деревянном строении.
— С чего ты вдруг стал врагом Рогнвальда? — спрашивал Добрыня.
— Это он меня за что-то невзлюбил. Видимо, разглядел во мне кровь варягов и считает меня позором их народа. А теперь варяги ещё и мешают мне дела вести. У меня много дел в Людином конце, приходится иногда грязными делишками заниматься, скупать краденное. Что поделаешь, я же купец. А теперь в Людином конце невозможно дела вести. Люди напуганы, злы. Того и гляди, на бунт поднимутся.
— Всё равно не вижу твоей выгоды в бунте. Ты ведь, Ставр, всё делаешь только для личной выгоды.
— Не только для личной, — обиделся даже Ставр, — у меня есть семья, сестра, которая тебе тоже не чужая. Есть мои товарищи — купцы, с которыми я связан договором, и есть бояре, с которыми меня тоже многое связывает. Например, Андрей Воробей — муж нашей Василисы. Есть и многие другие. Не забывай, Добрыня, что я ещё и мытарь, и я занимаюсь податями. И скажу тебе по секрету, князь наш сильно задолжал варягам.
— В смысле?
— В смысле жалование. Теперь впору войну начинать, но Ярослав медлит, ждёт, когда его отец — князь Владимир первым начнёт. А время-то идёт, варягам нужны деньги. Того и гляди, начнут Новгород грабить. Уже начинают обирать некоторых в Людином конце.
— И что ты предлагаешь?
— Важно, чтобы восстание поднялось одновременно и в Людином конце, и у нас. Нужно связать наших бояр с людинскими вождям. Договоримся, и при малейшем поводе варягов прихлопнем.
— Я подумаю над твоими словами, — отвечал, уходя, Добрыня.
— Думай быстрее, — молвил ему вслед Ставр, — а то ведь без тебя кто-нибудь вождя варяжского порешит.
Помириться со Ставром против Рогнвальда? Сама мысль об этом была неприятна Добрыне. Приходилось выбирать между двумя врагами. Добрыня вспоминал Василису Микулишну, и чувствовал лишь какой-то стыд перед ней и отцом её — Микулой. Вспоминал Зою, и острая боль пронзила сердце. Сразу перед глазами вставал образ девицы, которая возвращалась вечером домой, шатаясь, словно пьяная. Образ её соблазнительны бёдер, обласканных другим мужчиной. В такие моменты Добрыня хотел убить её или себя, но и то и другое казалось стыдным. Стыдно было даже не перед отцом, а перед матерью. Иногда Добрыня брал Зою силой, но прикасаться к ней после варягам было неприятно. Выход был один — попытаться убить Рогнвальда, этого непобедимого безжалостного убийцу, или самому погибнуть в бою. Оба варианта казались одинаково хорошими, поскольку в обоих случаях боль должна была пройти. И Добрыня стал готовиться к бунту, несколько раз вместе со Ставром ходил в Людин конец, говорил с местными вождями, обещал им всевозможную помощь. В этом конце Новгорода жило много воинов-наёмников, некоторые из них были с Добрыней в военном походе в Литве. Среди них был и Гаврюша, который прислуживал боярину. Но Гаврюши сейчас здесь не было, он вместе с богатырём Дунаем уехал воевать против Змея Горыныча. Но были другие, которые хорошо помнили подвиг Добрыни, а вместе с тем помнили и то, что во время голосования боярин стоял на том, чтобы остаться на войне и сохранить верность князю Владимиру. В глазах людинских вождей это означало, что боярин с самого начала шёл против варягов и против Ярослава, за князя Владимира. Как ни странно, эта идея оказалась привлекательной для Людина конца. Дело в том, что Владимир был последним новгородским князем, при котором два конца Новгорода жили в мире. После того, как он уехал и стал князем Киева, Новгород раскололся на две половины, которые уже много лет вели между собой бесконечную резную.