Выбрать главу

Никита долго хмурил брови на эти занятия своего сына. Ведь пророчество говорило, что когда отец станет бунтовщиком, то последует за мятежным братом — Василием Буслаевым на тот свет.

Но участи брата избегнуть не сможет, В бою за свободу он голову сложит.

Но в конце концов Никита присоединился к заговору и принял у себя в доме даже людинских вождей. Все они были бедно одеты и дурно пахли, но бояре не обращали на это внимания, угощали гостей дорогим вином и вкусным обедом, беседовали с ними на равных. После этого произошло ещё несколько встреч новгородских бояр с людинскими вождями, теперь гостей принимали уже другие бояре. Круг заговора ширился, а между тем варяги совсем распоясались. По пятницам они приходили на торжище совсем без денег и силой забирали у людей всё, что им было нужно, забирали себе и замужних женщин. Некоторые из похищенных стали верными любовницами красивых гостей с севера. В отличии от их незнатных мужей, викинги всегда пахли хорошо, регулярно мылись в бане, расчёсывали себе длинные волосы, подстригали бороды и вообще старались хорошо выглядеть. Многим женщинам льстило внимание таких красавцев. А вот их мужей это серьёзно оскорбляло и злило. Как случалась в Новгороде пятница, так на торжище происходила драка между людинскими мужичками и варягами. В результате людинские все убегали через мост в свой конец, а викинги всегда брали верх. Но в одну пятницу всё случилось несколько иначе. Едва завязалась бойня, из Славенского конца выбежали вооружённые, закованные в железо новгородские бояре. Они напали с тыла, неожиданно, и многие варяги были ранены прежде, чем успели выстроить оборону. Добрыня сражался бок о бок со своим отцом, бил наотмашь, с невиданной яростью. Одного врага задел топором по бедру, другому попал по щиту и расколол его. Боярин рвался в бой, одержимый жаждой крови, но отец вовремя притянул его назад и заставил стать в строй. Теперь и бояре, и варяги закрылись щитами, стали плотной стеной и напирали друг на друга. Но викинги сражались на два фронта, с другого конца их пытались взять в окружение людинские мужики.

— Бей людинских собак! — скомандовал покрасневший от ярости Рогнвальд, и варяги пошли за вождём на людинских мужиков, погнали их к Волхову мосту, одновременно отбиваясь от бояр. В конце концов они и сами забрались на мост. Здесь окружить их было невозможно, а стены щитов с обеих сторон казалась непробиваемыми. Идеальная тактическая позиция для сражения на два фронта. Битва обещала быть долгой, поскольку из Славенского конца вышли сотни три ополченцев, возглавляемых Путятой.

— Бей изменников, княжеских ослушников! — прокричал воевода, и ополченцы с криком ярости набросились на новгородских бояр. Дружинники тут же оставили варягов, сошли с моста и обратились на ополченцев. Рогнвальд приказал своим викингам наступать на людинских повстанцев и погнал их в Людин конец.

— Ну что, бояре, предали свою свободу Владимиру? — злобно прокричал Путята, — киевские холопы!

Тут уже бояре не выдержали и в ярости ринулись в бой. Числом их было примерно столько же, сколько и ополченцев, вооружены они были одинаково, и ровно одинаковые носили доспехи — из мелких металлических пластин. Но ярость новгородских бояр с неистовой силой несла их на врага. Добрыня почувствовал, что даже если захочет, не сможет и шагу сделать назад, так сильно его толкали задние ряды. В итоге молодой боярин чуть не попал под удар вражеского копья, в последний миг успел подставить под удар щит, рубанул топором наугад и ранил противника сбоку в шею. Ополченец, истекая кровью, пополз назад к своим. А Добрыня уже так плотно был прижат к врагу, что не имел даже места для размаха, и просто напирал своим весом. Благо, что в свои 19 лет он был довольно массивным и потому теперь многих свалил с ног своим напором. В конце концов, ополченцы стали отступать, бросая раненных. Толстый Путята всех удивил скоростью своего бега. Многим тогда удалось уйти, но раненным повезло меньше — их всех добили на месте. Добрыня резал их с какой-то невиданной прежде, демонической радостью. Вспоминалась Зоя, вспоминалась Василиса, вспоминались все обиды и горечи. Но теперь всё снова становилось на свои места, он — боярин, стоит наверху, остальные лежат поверженные внизу.