— Что, княжескую награду пропиваешь? — спросил, улыбаясь, пьяный Ставр, — мы тоже тут пьём за щедрость Ярослава. Шутка ли, каждому в уплату за победу он раздал по 10 гривен.
— Князь теперь совсем важный стал, — молвил Гаврюша, усаживаясь на лавку, — киевский князь, чёрт возьми. А про нас, про новгородцев и думать уже забыл.
— У него теперь дела поважнее есть, — отвечал Ставр, обнимая за талию сидящую рядом девицу, — он всё с попами время проводит, да с боярами местными. Даже Путята его не видит.
— Совсем недавно эти бояре мечтали ему горло перерезать. А теперь вдруг стали ему друзьями.
— Ну и чёрт с ними со всеми. Я лично по весне собираюсь серьёзной торговлей заняться. Здесь, в Киеве можно хорошо развернуться, совсем другие деньги пойдут. Я уже знаю, как я всё сделаю. План хороший, мой отец и отчим и не мечтали о таком богатстве. Хочешь, Гаврюша, присоединяйся ко мне. Будем вместе плавать по морям, по далёким странам, наживать добра.
— Хм, мысль хорошая, — зачесал в бороде Гаврюша, — но не могу, надо в Новгород возвращаться, я Ярославу обещал.
— Ты? Обещал киевскому князю? — усмехнулся Ставр, — прямо лично с ним говорил, как сейчас со мной говоришь?
Купец хотел уже расхохотаться, но тут кто-то хлопнул его по плечу рукой. Ставр обернулся, и улыбка тут же исчезла с лица, сменившись выражением испуга.
— Помнишь меня? — спрашивал молодой пьяный киевлянин. За спиной у него стояла компания из местных бояр.
— А ты знаешь, кто я такой? — спрашивал Ставр.
— Знаю, — злобно заулыбался киевлянин, — ты тот, кто бегал от меня под Любечем. Бросил и поле боя, и своего рыжего друга. И полные штаны наложил от страха. Думал, я тебя не запомню?
Теперь все киевские дружно рассмеялись, а Ставру было совсем не до смеха. Но тут на ноги поднялся Гаврюша и сжал жилистые кулаки.
— А я помню, как вы убегали под Любечем, — произнёс он, — если бы не моя раненная нога, я бы точно вас догнал, и вы бы все уже здесь не стояли.
Киевские бояре в миг нахмурились и готовы были наброситься на новгородцев. Но что-то их остановило. То ли грозный вид Гаврюши, то ли его лицо. Его черты легко узнавались: орлиный нос, сильная челюсть — это черты Рюриковичей. И сейчас Гаврюша был очень похож на князя Владимира, а так же на Ярослава и Святополка. И бояре решили не связываться и ушли прочь. Ставр тогда решил, что они просто испугались новгородского друга и на радостях весь вечер за свой счёт угощал Гаврюшу вином.
В ту зиму многие новгородцы посчитали, что князь про них забыл, зазнался, увлёкся делами государственными. Но в конце концов, он щедро заплатил им за службу. Ближе к весне большая часть его войска готовилась отбыть обратно в Новгород. Добрыня с головой был погружён в приготовления, когда его неожиданно вызвали к князю. Пришлось подниматься на Щековицу, во дворец князя. Здесь Ярослав ожидал гостя вместе с митрополитом и несколькими незнакомыми киевлянами. Добрыня сел вместе с ними за большой стол, слуги поставили перед ним чашку с горячим супом. Гости трапезничали в основном молча, а когда кончили, князь заговорил:
— Ну что, Добрыня Никитич, готов сослужить службу своему князю и нашему Господу-богу?
— Для меня честь служить единому Господу, — отвечал Добрыня.
— Будь добр, откинь волосы чуть назад.
Добрыня ничего не понял, но вынужден был покориться. На правой стороне головы его был небольшой участок, на котором совершенно не росли волосы, а кожа была изуродована шрамами от ожога и сморщена, словно у курицы. Эти шрамы скрывали длинные волосы, но теперь Добрыня откинул их, и все увидели его увечья.
— Эти шрамы ему оставил Змей Горыныч, — вымолвил Ярослав. — Добрыня сражался с ним, и вот теперь он здесь, живой. А Забава Путятишна, похищенная Змеем, теперь у нас. Я отослал её в монастырь.
— Что ж, — произнёс митрополит Феофилакт, — вижу, он действительно достоин того, чтобы стать богатырским воеводой.
Добрыня на мгновение даже растерялся от удивления. Такая высокая должность, такая власть шла в руки к нему: грешному человеку и тайному чародею, обладателю чародейского оружия. И боярин быстро пришёл в себя, поправил волосы на голове и заговорил:
— Прости, владыка, но для меня это слишком большая честь.
— Ну, не прибедняйся, — произнёс Ярослав, — ты более, чем кто другой достоин этой должности. Ты и сам знаешь.
— Но я ведь не богатырь. Я не давал клятвы.
— Так дай её. Это недолго.
— Тогда я не смогу воевать против других христиан. А ведь киевляне и поляки были нашими единоверцами.