— Сам знаю, что не гоже, — отвечал брат, — но и на польской земле нам находиться нельзя. Ещё не хватало с польским королём поссориться из-за этой собаки — пана Володарского.
— Володарский своих защищать не торопиться, пропал в Литве. С чего бы королю за него переживать?
— Ты же умный, Добрыня, книжки читаешь, по-нашему и по-гречески, а про поляков не знаешь. Здесь вся земля принадлежит королю. Поэтому Володарский и не боится за свой город и не торопится возвращаться.
Добрыня призадумался, зачесал в затылке. Действительно, про поляков он ничего в книгах не читал, да и не писали про них ничего монахи. Страна это была молодая, известно лишь было, что она ещё до крещения Руси исповедовала христианскую веру.
— В общем, гонец от князя так сказал, — продолжал Кирилл, не слезая с коня, — дней через десять Борис хочет дать бой литовскому мальчишке-королю. Если до той поры не возьмём город Володарского и ничего не придумаем, то придётся уходить и соединяться с войском Бориса.
Добрыня совсем расстроился. Столько сил было положено на эту осаду, столько знатных товарищей-новгородцев здесь уже полегло! Поляки на бой выходили редко, в основном сидели в своей крепости и отстреливались из луков. Еды у них было вдосталь, воды — целая река, которую никак невозможно было перекрыть. А где-то там за стенами томились богатыри и их воевода — Дунай Иванович. Ходили слухи, что после трагической гибели жены Володарского богатырей там регулярно подвергали пыткам: живьём снимали кожу, отрезали языки, кастрировали, но не убивали, а оставляли жить уродами на потеху своим мучителям. Видимо, боярин Володарский совсем лишился рассудка и отрёкся от Христа, хотя самого боярина как раз в городе и не было, он не появился там зимой, как обещал. Путь домой ему отрезало войско короля Романа, союзником которого и был князь Борис. Но сам Борис сражался на другом фронте, против второго противника короля. Сын киевского князя уже одержал несколько мелких побед над королём-мальчишкой и гнал войско врага в ловушку, туда, где одна река впадала в другую. Мостов на них не было, здесь войску Генриха уже некуда было отступать, он должен был дать бой. Не проходило и дня, чтобы воины маленького короля не пытались прорваться из западни. Некоторым небольшим группам это даже удавалось, и они с небольшими потерями уходили на свободу. Сил для удержания литовцев не хватало, и потому Борис стал призывать на помощь отряд новгородцев. До этого всех новгородцев он отправил обходной дорогой на город пана Володарского. Несколько сотен новгородской дружины уже отправились к Борису, теперь очередь была за сотней Кирилла. Не успел он отбыть на переговоры с князем, как появился Гаврюша с добычей. Гаврюша не был боярином, он был простым наёмником, его задача в бою состояла в том, чтобы держать щит, пока Добрыня с мечом и копьём в руке сражается. Дело несложное, за всё время наёмник лишь один раз был ранен, да и то был лишь лёгкий порез. Так же в его обязанности входило прислуживать своему боярину, одевать и снимать с него доспехи, добывать еду, устраивать ночлег и выполнять прочие мелкие поручения. Так, сейчас Гаврюша уже ощипывал подстреленную им куропатку. Добрыня, чувствуя, что у него начинает сводить желудок, принялся разводить костёр и помогать своему слуге.
— Слышал, Егорка Гнездо нашёлся? — произнёс Гаврюша.
— Это где же?
— В канаве, со вспоротым животом. Поляки обобрали его, как сороки, хорошо хоть штаны не снял. А остальное всё забрали.
— Ну так, Гнездо в том сам виноват, — отвечал Добрыня, ломая об колено сухие ветки, — всегда ходил весь в золоте и в серебре, вот эти сороки на него и налетели.
— Не понятно, зачем кишки ему выпустили, они что, думали, что он жрёт золото?
— Дурачьё жадное, эх, руки чешутся добраться до них. Десять дней всего осталось, десять дней. Постой-ка….
Гаврюша знал это выражение лица с приподнятыми бровями, какая-то мысль посетила сообразительного боярина. Хорошо бы, если это была бы идея, как закончить войну побыстрее и взять этот проклятый городок. Но Добрыня ничего не сказал и убрался прочь. Гаврюше теперь пришлось делать работу сразу за двоих. А вскоре сотня Кирилла собралась в полном составе на совет, исключая сотника. Но его младший двоюродный брат был здесь, и именно он предлагал решение, как успеть в срок взять город. Поймать окаянных сорок на их жадности, изловить на живца. Каждый новгородец имел при себе немного золота и серебра, теперь они все скинулись для общего дела. Согнали всех слуг-наёмников, нужно было торопиться. Нос у деревянной лодьи обили золотом так, что он теперь блестел на солнце. По бортам повесили щиты, обитые серебром. Даже заставили кузнеца выковать золотые шлема для воинов. Теперь корабль превратился в настоящий плавучий клад — отличная приманка для сорок. Другие новгородцы вскоре раскусили план Добрыни Никитича, оценил его и тысяцкий — Константин Добрынич. Теперь добрая половина новгородцев забралась в свои суда, но времени и их украшать уже не было. Поэтому вся надежда была только на одну лодью, в которой плыла сотня Кирилла. Целая сотня уместилась на одном судне, в основном все вместе с наёмниками понабились в трюм, прижались друг к другу так, что едва дышали. Наверху разместились тридцать витязей — по одному на каждое весло. С виду обычная лодья, только сильно перегруженная, что делало её особенно привлекательной в глазах столь жадного противника.