Выбрать главу

Ярослав был тяжело ранен, вскоре у него начался жар, смерть наступала ему на пятки, но и сам князь теперь не хотел жить. В бреду он видел, как его везут в повозке, как над ним склоняется полячка Зоя, кормит его из ложечки, заставляет пить. Они ещё на что-то надеялись, они думали укрыться в Новгороде, но Ярослав понимал, что это их не спасёт. Да и в Новгороде далеко на все были его друзьями. Многие считали, что князь зазнался, забыл своих, когда стал киевским князем. Теперь он чувствовал, что он обречён. И лишь одна мысль ещё заставляла его цепляться за жизнь. В Киеве осталась его семья — жена, дети. Его будущее. Никто не позаботился о том, чтобы помочь им, да и всем было не до этого. Ярослав в бреду называл им жены, через боль он пытался отдать хоть какой-то приказ. Но никто его не слышал, или не хотели слышать. Скорее всего, Киев был уже в руках Святополка и Болеслава, не было никакой возможности вызволить оттуда семью князя. Да и многие другие воины оставили в городе свои семьи. Без командиров войско быстро стало превращаться в сброд. Многие добровольно покидали его, и многие из них потом не возвращались, где-то оседали. Кто-то брался за грабежи, чтобы прокормить себя и лошадей. Но в целом войско голодало, каждый день умирали раненные, которых в спешке хоронили. И Ярослав видел, что воины даже рады таким смертям — раненные были большой обузой в отступлении. Сам князь был такой же обузой и понимал, что, если бы не Зоя, возможно, он так же беспомощно испустил бы дух, а тело его так же небрежно в суете зарыли бы в землю. И Ярослав, как мог, боролся со своим недугом, но боль всё равно оказывалась сильнее. Князь не был жив, но он не умирал, злая судьба словно нарочно поддерживала его в таком состоянии, заставляя мучиться его и других. И всё же, спустя время бред отступил, осталась только слабость. Бледный князь пожелал говорить с Рогнвальдом.

— В Новгороде мы не найдём спасения, — говорил он, — нужно уходить за море. У тебя остались там друзья?

— Ты говоришь про Норвегию, владыка?

— Да, нам нужно туда. Ты знаешь кого-нибудь, кто решиться нас там приютить? Ведь мой отец — князь Владимир, когда был князем в Новгороде, многим норвежским беглецам давал приют.

— Я давно не было там, князь, — отвечал Рогнвальд, — я должен отплыть туда и всё, как следует, разведать.

— Отправляйся, как только прибудем в Новгород. И прошу тебя, поторопись. Теперь вся моя надежда только на тебя.

Ярослав рассчитывал уплыть до наступления зимы, поскольку весной почти наверняка в Новгороде должны были уже быть поляки или печенеги. С тяжёлым сердцем князь прибыл в город, некогда отданный ему на княжение отцом. С теплом вспоминал он теперь то время, когда жив был его отец, когда он был посажен князем в Новгороде, а Русь жила в мире и была целой. Теперь всё было кончено, Ярослав проиграл, стал изгнанником без крова и приюта, вынужден был скитаться по миру в поисках убежища, как совсем недавно скитался поверженный им брат Святополк. Но у Святополка была поддержка на Западе, у Ярослава же не было друзей за границей, даже в холодных землях Норвегии он знал совсем не многих и далеко не самых влиятельных правителей. Князь был тяжело ранен и ещё довольно слаб, когда со своими спутниками прибыл к Новгороду. И всё же он приказал посадить его на коня верхом и привязать так, чтобы он не упал. Новгородцы не должны были видеть его слабость. Встречать гостей вместе с новгородскими боярами вышел и посадник Константин Добрынич. Уже седобородый, слегка располневший боярин всё это время правил Новгородом и по праву считался здешним хозяином. И всё же Ярослав действовал ещё как киевский князь, он приказал снарядить корабль и срочно отправить на нём в путь Рогнвальда. Затем князь распорядился готовить целый флот, который сможет перевезти по морю остатки его войска. Ставр тоже готовился к отплытию, хоть и жалко было бросать свои дела, которые стали приносить уже неплохой и стабильный доход. Жена Василиса встречала мужа недобрым взглядом. Она давно его не видела и теперь чувствовала неладное. Но Ставр так соскучился по женской ласке, что ни на что не обращал внимание. Он снова и снова целовал её пухлые губы и нежно обнимал за слегка располневшую талию, прижимал к груди. И Василиса обнимала его в ответ. В первые дни их брака она побаивалась Ставра и даже злилась на него, но он оказался очень ласков с ней, купец был нетороплив и любил объятия, и вскоре в девушке самой проснулась невиданная страсть, и сейчас Ставр своей постепенной осторожной лаской снова пробудил в ней ответную нужности. И лишь когда они закончили, переводя дух в постели, муж открыл ей свои намерения.