И вот корабли двинулись по течению к речным воротам, ругаясь и призывая горожан на бой. Ждать долго не пришлось: ворота открылись, и появилось несколько кораблей. Кажется, рыбка начала клевать. Теперь нужно было заставить её проглотить наживку. Несомненно, все суда поляков пытались прорваться к плавучему кладу. Но сразу отдаваться им было нельзя: могли заподозрить неладное. Воины стали отстреливаться и загребли вёслами назад, течение было сильным и преодолеть его было очень непросто. Другие корабли меж тем уже выступили в бой. Воины пытались достать друг друга копьями, рубились прямо на палубах. Кто падал в воду, на того обрушивался град стрел. Добрыня, которого все в его сотне уже временно признали главным, велел медленно надвигаться на врага. Гаврюша снял с борта обитый серебром щит и закрыл им своего боярина как раз в тот момент, когда тому на голову готов был обрушиться тяжёлый топор. Добрыня в ответ ударил копьём и попал по щиту. Враг немного попятился назад, но тут же ударил снова, теперь копьём. Гаврюша и здесь оказался молодцом и успел спустить щит немного ниже. Добрыня же наносил молниеносные удары мечом, которые, казалось, того и гляди раскромсают деревянный шит поляка. Но тот держался и всё пытался найти копьём уязвимое место. Корабли уже совсем сошлись друг с другом бортами. Поляк вдруг взмахнул топором и словно крючком подцепил им меч Добрыни. Оружие в миг вылетело из рук боярина на палубу. Следующим ударом топор зацепил шит и потянул на себя, обнажая место для удара копья. Добрыня вцепился свободной рукой за щит и потянул на себя, помогая Гаврюше. Наёмник же получил удар копьём в плечо и сильно ослабил хватку. Нужно было уворачиваться, чтобы не попасть под копьё. Но тут корабли качнулись, и оба витязя одновременно уронили свои копья. У поляка остался топор, Добрыня же был вовсе безоружен. Однако враг не торопился его убивать. Вместо этого потянулся к шлему новгородца, сделанному из золота, и стал тянуть его на себя. Жадность сороки и здесь дала знать о себе. Можно было и сначала убить, а потом ограбить, но в такой суматохе был высок риск, что тело новгородца потеряется и достанется кому-нибудь другому. Поляк изо всех сил вцепился свободной рукой в шлем и, казалось, сейчас оторвёт вместе с ним голову. Но Добрыня не сдался и тут, и не уступил. С размаху он ударил врага кулаком в челюсть. Удар оказался неожиданно сильным и метким, поляк на мгновение потерялся, а Гаврюша воспользовался этим, чтобы отнять у него топор и быстро нанести удар. Сталь угодила в колено. Добрыня выхватил у наёмника топор, и когда поляк, вскрикнув от боли, упал, то получил смертельный удар в грудь. Добрыня запыхался и с трудом переводил дух. Врагов было ещё полно, а оружие всё было растеряно.
— Дурак, — тяжело дыша, вымолвил Добрыня, — как мы теперь сражаться будем?
— Если бы не я, твой труп уже кормил бы рыб, — отвечал ему Гаврюша, держась за кровоточащую рану на руке. Боль сделал его злым и дерзким.
— Если бы держал нормально щит, — возражал ему юный боярин, — всё бы было нормально, а теперь молись, чтобы на нас больше никто не напал.
Гаврюша поднял глаза, чтобы вымолвить очередную дерзость, но тут с полными ужаса глазами промолвил:
— Ну всё, приплыли.
И действительно, богатый корабль теперь зашёл в город, ворота закрывались, и все прочие новгородские корабли остались снаружи. Сразу несколько кораблей окружали новгородское судно, и Добрыня видел уже одного мальчишку, похожего на женщину, который направил на него свои копьё и меч. Добрыня набрал полную грудь воздуха и прокричал, что было сил:
— Братцы, пора!
И из трюма стали выбираться затаившиеся там новгородцы. Все помятые, затёкшие, но всё равно грозные. Поляки поняли, что попались и отчаянно рванули сразу все в атаку. На палубе новгородского корабля было мало места, все новгородцы не смогли бы здесь уместиться. Им нужно было либо прыгать в воду, либо перепрыгивать на другие корабли. Поляки сделали всё, что было в их силах, чтобы второе сделать невозможным. Стали отплывать и отдаляться, отбиваться копьями. Но один корабль не последовал приказу, так как его команда уже вцепилась в золотой нос судна, рассчитывая его оторвать. Туда-то и перепрыгнули первые новгородцы, и смели всех сорок, как ветер осеннюю листву. Теперь у них было два корабля, затем к ним прибавился третий, четвёртый…. Добрыня почувствовал, как что-то больно кольнуло его в бок. Мальчишка с женским лицом достал его копьём, хоть и не смог прорвать кольчуги. Боярин в ярости резко вырвал у него копьё. Хлюпик, полез на более сильного воина. Теперь Добрыня воистину рассвирепел и шёл в атаку, невзирая ни на что, забыв про щит и про Гаврюшу. Мальчишка, как мог, отбивался мечом, но слуга, закрывавший его щитом, получил топором по ключице и тут же уронил щит. Последнюю атаку Добрыня отразил уже шутя, ударил наглеца ногой в живот и слабо, но с размаху резанул топором по груди. Этот удар не убил врага, лишь порвал кольчугу и пустил кровь. Но второй, смертельный удар Добрыня не нанёс, так как теперь из-под порванной кольчуги хорошо была видна женская грудь.