Выбрать главу

     – Папочка...

     Это были последние слова, которые он слышал от своего ребенка. Они умерли. Д'Рен, Х'Ира и Д'Ахира, все покинули его, оставив одного в этом мире. Герад протянул руку и взял ящерку из повисшей руки дочери. Как она его называла? К'Тах. Да точно.

     – К'Тах, – прошептал воитель, содрогаясь всем телом. Теперь его лицо было залито слезами, сбегавшими прямо на тела детей, а руки были перепачканы в крови. В их крови.

     Герад обернулся. Солдаты уже вышли из пирамиды и теперь смотрели на него сквозь прицелы. Два выстрела ударили ему в нагрудник, прежде чем он добрался до них. В своей ярости, в заполонившем его горе, в отчаянии и ужасе он совершенно забыл о том, что у него есть оружие. Его пасть широко раскрылась. Намного шире, чем мог ожидать любой. Блеснули острейшие клыки, а затем челюсти столь же внезапно закрылась. Солдат упал, лишившись половины своего тела, просто-напросто разорванного на две части ужасным укусом. Второму пробила грудную клетку одна из лап, выйдя с другой стороны. Голову третьего Герад сжимал двумя руками до тех пор, пока она не лопнула. Но даже тогда он не успокоился. Подойдя к металлической пирамиде, воитель начал крушить ее ударами своих огромных кулаком. Он рвал листы железа, ломал прутья, сворачивал, метал, кусал. Добравшись до орудия, он просто вырвал его из удерживающих захватов и разорвал клыками.

     Он бушевал еще долгое время, пока силы окончательно не покинули его. Воитель рухнул на колени, руки его заливала фиолетовая кровь, как собственная, так и его детей, с клыков же капала красная, вражеская. Он уже не плакал, не мог. Его глаза пересохли, видимо израсходовав все запасы слез, которые мог породить его организм. Герад не чувствовал ничего, кроме боли, горя и отчаяния. Ничего. Совсем ничего.

     Его рука потихоньку начала двигаться к ножу, закрепленному на поясе. Обнажив его, воитель прижал острие к своему горлу. У него больше не оставалось сил на то, чтобы сопротивляться. Он хотел лишь одного – увидеть своих близких. Свою семью.

     Когда он надавил, лезвие с трудом прорезало его толстую чешую. Маленькая струйка крови побежала по горлу и достигла доспеха, по которому зазмеилась вниз. А он все стоял, не в силах протолкнуть лезвие дальше. Всего одно легкое движение, одна секунда боли, и все прекратится.

     Воитель почувствовал, как что-то защекотало его нос. Открыв глаза, он увидел на кончике своего носа ящерку, переливающуюся множеством цветов. К'Тах бежал по его морде, скребся о твердую жесткую чешую. Подбежав ближе, он заглянул прямо в один из больших желтых глаз Герада, поворачивая голову то так, то эдак. Наконец он пополз вперед и взобрался прямо на макушку гиганта, и, похоже, устроился там, словно это было его новое жилище.

     Воитель хотел было убрать его оттуда, но для этого нужно было бросить нож. Герад затрясся всем телом. В его душе шла мучительная борьба, руки тряслись так сильно, что он ненароком оставил два длинных неглубоких пореза вдоль всего горла, но так и не достиг того, чего так страстно желал раньше. К'Тах скатился вниз, упал прямо напротив того самого глаза, в который смотрел несколькими секундами ранее. Сам того не осознавая, Герад выпустил из рук нож и аккуратно, стараясь не поранить, снял К'Таха со своего рыла и бережно положил в подсумок на своем поясе.

     Воитель с трудом встал на ноги, которые казались ему очень и очень слабыми, словно он оббежал весь город по кругу. Он бережно поднял своих детей и занес в один из покинутых домов. Там он нашел большую кровь, в которую и положил их остывающие тела, укрыв тонким пледом. Уже на выходе он решил напоследок взглянуть на них, а затем вышел наружу.

     Его глаза были устремлены на небо, которое все так же истекало огненными слезами. Проследив траекторию ближайшей из них, воитель рванул вперед, подобрав свое копье и прокладывая себе путь прямо через тонкие стены домов. Ему было плевать на то, что он нужен в штабе, ему было плевать на то, какие разрушения он оставлял за собой. Все чего он сейчас хотел – убивать врагов, погубивших его семью. Уничтоживших его душу. Погубивших его разум. Тех, кто выжег в нем последние остатки милосердия и доброты, превратив в машину для убийства. Убивать и больше ничего. Должно быть не так уж сложно.