Выбрать главу

Шагах в трехстах против нас справа у опушки леса и слева значительно дальше стояла развернутым строем красная кавалерия. Продвинувшись чуть вперед, я тотчас же построил роту для встречи кавалерии: часть с колена, а часть, два взвода, стоя сзади; все молча следили за врагом. Слева от меня артиллеристы быстро снимали с передков орудие. Конница не шевелилась, видно было, как всадники сдерживали лошадей.

В это время я видел, что есаул Милеев что-то решал… Он вырвал инициативу у красных и, вскочив в пулеметную двуколку, на рысях направился к правой группе конницы. Быстро повернув двуколку, сам сел за пулемет… и пошла одна очередь за другой… Это и послужило как бы негласным приказанием…

— Десятая рота!., по кавалерии… слушать мою команду… пли…

Из орудия блеснул первый выстрел, второй, беглый огонь!.. Красный командир повернул коня, и конница поскакала назад.

К вечеру входили в Белополье, и, несмотря на усталость после продолжавшегося весь день боя, несмотря на то что в роте пришлось по очереди нести на руках нескольких убитых, чтобы похоронить их в Белополье, рота, разместившись в станционных постройках, снова собралась у костра, и снова бодро и весело поет юношество:

Марш вперед, Москва нас ждет, Корниловцы лихие! Славный полк не победит Советская Россия…

Ударники делятся впечатлениями дня, восторгаясь решительностью и храбростью любимого командира. Его любили все, весь полк, до последнего ездового за его строгость, справедливость и заботливость. А артиллерийские старшие офицеры, бывшие при отряде, отзывались о есауле Милееве, офицере казачьего кавалерийского полка, как о выдающемся пехотном военачальнике, блестящем практике и беззаветно храбром воине. Помню, как старший полковник Алексеевского артиллерийского дивизиона говорил мне: «Вы, корниловцы, должны гордиться таким командиром, должны беречь его, с ним радостно в бою быть, не страшно и в окружении быть — выведет!»

Впоследствии, сломленный морально, не пережив поражения Белой борьбы за наши же грехи, за наши же ошибки, уйдя после Новороссийской эвакуации в Кубанскую кавалерийскую часть, он в Крыму выстрелом из винтовки покончил с жизнью. Вечная память честному Белому Воину, прекрасному начальнику, доброму русскому человеку и хорошему другу.

Дальше победоносное шествие по линии железной дороги. 10-я рота впереди. Идем на станцию Коренево, для овладения которой были направлены две роты, 10-я и 12-я.

Разведка выяснила, что станция занята небольшим отрядом красных, а на входных путях с южной стороны стоит под парами их бронепоезд. Уже вырисовывались станционные здания. Чудны солнечный день, живописная Украина… как привольно, весело и безбедно жилось в этом краю раньше…

Из штаба полка догнал нас ординарец, привезший приказание, в котором указывалось: «Шт. капитану Реке, командиру 12-й роты, выйти в тыл станции Коренево и, взорвав железнодорожный путь, приостановить наступление. Командиру 10-й роты поручику Головань, наступая вдоль линии жел. дороги за посадками, атаковать станцию с фронта».

Операция была блестяще выполнена, но дорого обошлась корниловцам: уже после того, как был 12-й ротой подорван путь, пал смертью храбрых командир их, капитан Реке. Броневик остался в наших руках.

Дальнейшее движение на Льгов. Большевики занимают укрепленную позицию у станции Артаково, что в 4 верстах от станции Льгов 2-й.

Братцы, вперед!.. Ура, 10-я рота!.. И после короткого боя станция Артаково занята. Двигаемся дальше.

В это время, тяжело пыхтя, влево от станции ползет красный бронепоезд и, выбрав позицию, открывает по роте частый огонь; к счастью, снаряды давали перелет. Наша артиллерия, то есть захваченные у красных впервые шестидюймовки, с которыми должен быть и командир полка, идущий с западной стороны на город, почему-то молчит. Но вот блеснули орудия, полетели наши снаряды и стали рваться по линии, по которой маневрировал бронепоезд, пытаясь уйти от обстрела. Но скоро судьба его была решена — корниловцы были уже со всех сторон…

Ура, родные!., и рота бросилась на вокзал, на запасных путях которого было захвачено до 50 груженых эшелонов. Начальникам хозяйственных частей было много интересной работы и богатой добычи.

Помнится, как потом в жутких боях помогал нам капитан Ткаченко Николай{124}. Потеряв в 1-м Кубанском походе один глаз, он теперь занимал нестроевую должность начальника полевой хозяйственной части. Передаст, бывало, фляжку «сыровца» градусов на 60, и веселее наступать по открытому полю! В настоящее время дорогой, всегда близкий и родной соратник Николай Григорьевич Ткаченко живет неутомимым тружеником в США, мой братский привет ему из Европы!