— У нас проблемка, — прошептал он.
— Что ещё? — насторожился Клярский.
— У офиса пикет зоозащитников. Требуют прекратить освоение леса. Типа, нарушит какой-то там баланс в этой зоне, леса начнут вымирать, ля, ля, ля, тополя. Утверждают, что в этом месте «нервный узел» природы.
— С ума сошли что ли? Чёртовы бездельники, — возмутился шеф.
— Там даже учёные-биологи есть. Приводят доказательства, расчёты, графики. Жуткий скандал.
— Пошли, перетрём с ними, — разозлился Клярский. — И ментов вызови. Не санкционированный митинг, как-никак. Пусть разгонят.
Валентин стремительно шёл вперёд, останавливаясь только перекусить или на ночлег. Конца и края леса не было видно. Ночь сменял день, дни сменялись неделями, недели месяцами. С деревьев стали опадать листья, но для осени ещё было рановато. Валентин пришёл к выводу, что добрался до северных широт, где лето кратковременно и прохладно.
Он прошагал через освещённую солнечным светом берёзовую рощу и остановился в оцепенении. Перед ним сплошной стеной возвышался жутко искривлённый, дремучий лес, который обычно изображают в книгах о былинах. Деревья росли так близко, что протиснуться между ними не представлялось возможным. Валя решил поискать проход. Он повернул вправо, пошёл вдоль стены. Прошло, примерно, два часа, но никакого прохода не было и в помине.
Валентин сел на поваленное дерево, закрыл руками лицо.
— Всё. Больше не могу, — сказал он, практически плача. — Отсюда не выйти. Он бесконечен. Я умру здесь.
Минут двадцать он причитал, жаловался сам себе на житьё-бытьё, размазывал слёзы по грязному лицу, тихо скулил. Его взгляд неожиданно упал на еле заметную прогалину среди деревьев. Валя перестал сетовать на судьбу, вытер рукавом влажные глаза. Встал, подошёл к ней, заглянул внутрь. Там было немного свободнее, чем у кромки необычного леса. Он оглянулся назад, как бы прощаясь с привычным путём, и сделал шаг вперёд.
В «былинном» лесу было холодно и тихо. Неслышно ни птиц, ни зверей. Насекомые так же не наблюдались. Кроны деревьев сцепились так плотно, что свет с трудом проникал вниз. Сплошные вечные сумерки. Из-за этого на земле рос только мох и редкий, бледный хвощ. Валентин пошёл вперёд, разглядывая исковерканные деревья, расстояния между которыми постепенно увеличивались.
Чем дальше отходил от опушки леса, тем сильнее ощущал, что время в этом месте либо остановилось, либо шло совсем не так, как обычно, а возможно его и вовсе не было. Через некоторое время этим теориям нашлось подтверждение.
По биологическим часам Валентина давно должно была наступить ночь, но тусклый свет продолжал проникать сквозь плотные кроны незнакомых деревьев.
Костёр никак не хотел разгораться. Хилые языки пламени неохотно поднимались из горки сухих веток. Наконец огонь разгорелся. Валентин, поел припасённых орехов и вяленого мяса, лёг рядом с костром, посмотрел вверх. Ночь так и не наступила. Мутный свет по-прежнему струился через прорехи в кронах. Валентин закрыл глаза и уснул.
Когда он проснулся, то почувствовал усталость и одновременно жажду действий. Лес все так же окутывали плотные сумерки. Тело Валентина, как-то странно ломало, скрючивало. Постепенно он стал впадать в депрессию, грустить. Ему стало так погано, что хотелось выть. Душевная тяжесть прогрессировала, давила на лёгкие, не давая дышать, мешала думать. Валентин сжался в позу эмбриона. Губы тряслись, руки не хотели слушаться. Толи это лес влиял на него, толи накопившаяся за годы похода хандра.
— Ненавижу! — закричал он, корчась от болей в мышцах. — Ненавижу лес! Ненавижу каждое дерево, каждый куст, каждую ветку, каждый лист! Оставь меня! Отпусти! Не могу больше!
Лес отвечал гулким, растянутым во времени эхом. Оно походило на тягучую патоку, медленно текущую среди искривлённых деревьев. Валентин с большим трудом поднялся на ноги, подобрал лежащий рядом большой сук. Начал бить по деревьям.
— На! Получи! — кричал он. — Ещё получи! Мало!? На! На! На!
Он выронил сук, упал на колени. Заныли старые раны. Шрамы стали расходится, появилась кровь, укусы саднили.
«Если не встану и не уберусь отсюда, сдохну», — подумал Валентин.
Он поднял себя чудовищным усилием воли, выплеснув оставшиеся силы. Поплёлся вперёд, опираясь на лук. Он шёл, не зная куда. Сил становилось всё меньше и меньше. Несколько раз падал, но вновь поднимался. В глазах помутилось, из носа пошла кровь.
Сбоку что-то мелькнуло. Это была та самая женщина-слепота. Её контур приближался к Валентину. Она протянула руку к его глазам. Валя ощутил, как на них опустилась тяжесть, а мутная пелена стала плотнее.