– Может, вы все-таки покажете, где этот вход? – Гай достал из кармана свою потрепанную карту. – Почему бы не рискнуть, а то лишних денег совсем нету…
– В Файте таких идиотов больше не найдешь, а приезжим что, они иногда ходят, – пожала плечами девушка в шлепанцах. – В марте вон приехали трое, в Монт какую-то контрабанду везли… Кажется, их там призраки и слопали. По крайней мере обратно они не вылезали.
– А может, они из Монта на поезде вернулись, – возразил вожак компании. – Чума их знает… Но на вашем месте я бы все же не совался. А вообще-то давай сюда свою карту. Показать не жалко, а лезть с вами никакая лихорадка все равно не заставит…
В лагере состоялся военный совет. Голосование ничего не решило; Йосеф сразу «воздержался», сказав, что сделает так, как решит большинство, а сам он имеет в равной мере «за» и «против» подгорной дороги. Мнения остальных же разделились как раз поровну: Роберт, Марк и Мария идти не хотели, а Аллен, Клара и Гай – наоборот. Бросать по совету Гая монетку Йосеф тоже отказался, равно как и просить совета у Писания – для него это была недостаточно веская причина вопрошать Господа.
– Я в пещере и так со страху помру, а тут еще призраки, – заявила Мария. – Идите куда хотите, я в случае чего одна поеду на поезде. Сто марок моя жизнь, я надеюсь, стоит?
– В крайнем случае можно пешком в обход, – убеждал Роберт. Так платить придется только за переход границы. Привидения – конечно, чепуха, но обвалы – это уже серьезно. Лучше потерять неделю пути, чем кого-нибудь из компании…
– Неделю! – так и застонал Аллен. – Народ, но мы ведь и так едва укладываемся в месяц… Да не завалит нас! Мы рыцари Грааля или тряпки какие-нибудь? Это же настоящее приключение, а вы трусите…
– Я в таком случае тряпка, – решительно сказала Мария. – Я лучше в обход гор ноги сотру до колен, чем туда полезу… Приключение! Да эта пещера нас скушает и не заметит!
– К тому же мы дороги не знаем, – в кои-то веки поддержал ее Марк. – Все, что мы имеем, – это Гаевы предположения, в какую примерно сторону надо идти. Кому как, а мне этого мало.
– А мне – вполне достаточно. – Несмотря на трехразовый прием таблеток, Клара выглядела усталой и нездоровой. – Ребята, понимаете, лишние сто километров для вас, может, и пустяк, но для меня – нет… Здесь же всего часа три поволноваться, и мы уже по ту сторону гор!
– Кроме того, у меня не просто предположения. – Оскорбленный до глубины души Гай защищал свою репутацию проводника. – Я точно знаю направление, а все эти пещеры представляют собой почти прямой коридор с редкими ответвлениями. Да за кого вы меня принимаете? Я вас хоть раз подводил?
– А за Дубками? – ехидно напомнила Мария. (Она имела в виду довольно неприятную историю о том, как они здорово заплутали, и проводник Гай вернулся из разведки с криком «Ура!». «Что – «ура»? Мы правильно идем?» – «Да нет! Ура, я понял, где мы не туда свернули! Придется вернуться, километров на десять назад…»)
– Но мы же все-таки выбрались, – вступился за друга Аллен, который пост-фактум не имел к нему никаких претензий, хотя в тот день готов был Гая придушить.
– Еще бы нет! – согласился Марк. – Иначе мы бы тут с вами не разговаривали, а наши белые косточки обгрызали бы дикие звери…
Клара тихо вздохнула и отвернулась. Лицо ее прямо-таки светилось бледностью. Марк пристально посмотрел на нее и неожиданно сказал:
– А, ерунда. Дайте-ка мне монетку. Я, к добру или к худу, не Йосеф. Орел – за пещеры, решка – против. Мне на самом деле плевать – просто хотел как лучше.
Поймав монетку, он накрыл ее ладонью и помедлил, потом резко убрал руку:
– Орел!
– Что ты делаешь? – недоуменно спросил Аллен, глядя, как Йосеф устанавливает на пеньке большой плоский камень.
– Алтарь. – И священник принялся накрывать свое нелепое сооружение какой-то огромной белой скатертью. Потом – еще одной. И еще.
– Ты что, мессу служить будешь? – восхитился поэт, глядя, как он извлекает со дна рюкзака толстый тюк, перевязанный веревкой.
– Догадалась умная Герта, – хмыкнула Клара, появившаяся невесть откуда с белым батоном в руке. – Сегодня суббота, понимаешь ли, пора бы посетить воскресное богослужение. Тем более что завтра такой случай может и не представиться. Йосеф, тебе одеться помочь?
– Не надо, ты лучше всех позови, если не трудно. – И молодой священник ушел в кусты, обремененный стопкой белой и золотой ткани. Аллен сообразил, что может внести в святой обряд посильную лепту, и принес свежекупленую в Файте бутылку вина.
Это была самая странная месса, какую он видел в своей жизни, – среди вечерних деревьев, под низким серым небом, в свете двух дешевых свечей, чье пламя трепетало и бесилось в лесных сквозняках. Йосеф в золотом облачении поверх белой альбы стоял над самодельным алтарем, и лицо его в неверном свете казалось строгим и совсем лишенным возраста. Этому человеку может быть сколько угодно лет, от пятнадцати до ста, понятно только, что он необычайно красив, – думал Аллен, глядя, как медленно взлетают Йосефовы руки, поднося маленькую Библию к устам для поцелуя. Мельком глянув в сторону, он увидел своих друзей, стоящих торжественно, как какие-нибудь крестоносцы в Иерусалимском храме, – и сердце его дрогнуло от болезненной радости. «Это поможет нам остаться вместе, – подумал он, – Господи, оставь нас вместе, пожалуйста, пожалуйста, пусть это будет…»
– Господь с вами, – прозвенел голос священника, и он откликнулся, отринув все иные мысли:
– И со духом твоим…
Первое чтение было из Книги притчей Соломоновых, и Аллен удивился, что до сих пор не встречал нигде этих слов:
– «Надейся на Господа всем сердцем твоим, и не полагайся на разум твой. Во всех путях твоих познавай Его, и Он направит стези твои. Не будь мудрецом в глазах твоих, бойся Господа и удаляйся от зла: Это будет здравием для тела твоего и питанием для костей твоих…»
Второе же чтение было о последней Вечере. О том, как Петр, горящий чистой любовью и не ведавший, что станет предателем, клялся положить свою душу за Учителя; и смотрел на него Господь с любовью горькой, всепонимающей, ибо безумно жаль – пути таковы, каковы они есть, и пройдет по ним до конца Сын Человеческий, но горе, горе тому, кто не сможет не оставить Его… О чем была проповедь, Аллен толком не запомнил. В какой-то момент он просто отключился, как когда писал стихи, и даже успел подумать: «Кажется, я сейчас упаду. Или у меня будет что-то… видение…» Но видения не было, просто лицо священника, ярко светящееся над страницами, на какое-то время поплыло и отдалилось, донеслись обрывки фраз: «Любить нас, как Он… Отвечая за себя… И только из-за этого, братья и сестры…» Потом все встало на свои места, хрупкий Йосеф сцепил пальцы, словно от волнения, ветер чуть не задул одну из свеч и растрепал черные Йосефовы волосы.
Клара толкнула Аллена в бок, он спохватился и встал в траву на колени.
В момент, когда он стоял так, опустив голову, внезапно со дна сознания всплыл давний сон – чаша, окровавленная облатка, «Се агнец Божий…». На какой-то миг Аллену стало очень неприятно, я не хочу, подумал он, нет, я не хочу брать это в рот, эта булка вся в крови… Но потом он поднялся вместе со всеми и принял причастие, задним числом отметив, что вино и правда очень вкусное, а вот хлеб – черствоват. Месса завершилась, Йосеф задул свечи и некоторое время так постоял во мгле, а потом попросил тихим, совсем изменившимся голосом:
– Слушайте, у кого есть поблизости фонарик? Нужно это все убрать… И завернуть как следует.
Утром пришлось встать довольно рано – время, как говорится, припекало пятки. Несмотря на вчерашний боевой настрой, сегодня лезть под землю Аллену что-то совсем не хотелось. День выдался пасмурный, хотя и без дождя, и Аллеи мрачно выдирал из земли палаточные колышки, полностью уверенный, что жизнь вовсе не так хороша, как это иногда кажется. К тому же Мария непрестанно ныла, оглашая окрестности мрачными пророчествами – о том, что они спохватятся, да поздно будет, что пещера их очень радостно проглотит и не поморщится, и все в том же духе. Хорошо хоть Роберт хранил верность своему принципу никогда не спорить о том, чего не изменишь. Он молча или тихонько напевая распределял вещи, заливал костер, и Аллена в кои-то веки не раздражало его пение.