И вдруг… Я снова оборотился к обрыву, прислушиваясь. Показалось?.. Неужели показалось, что в нарастающем гаме расслышал… Нет, показалось. Показалось. Или… Внезапно я почувствовал, что ноги вот-вот перестанут держать меня: там, наверху, среди шума и гомона я явственно расслышал боевой клич Гиеагра!
– Р-р-раскровавлю! – ревел он. – Р-р-раскровавлю!!!
Его крик услышали за ручьем. Ответом был дружный треск разом сдвинутых щитов, и следом – свист дюжины стрел. «Конец! – пронеслось в мозгу. – Сейчас удар, и…»
Великие боги, конечно же им не было дела до меня, они стреляли вверх, в Гиеагра! Отряд выстроился в половине полета стрелы от обрыва, они вполне могли надеяться поразить героя! И все же поспешный залп больше повредил варварам, чем Гиеагру: сверху послышался чей-то тонкий жалобный вопль.
Шум битвы приближался к самому краю обрыва. Совершенно явственно доносились воинственные выкрики, предсмертные хрипы, от треска сокрушаемых щитов закладывало уши. Я вытягивал шею, силясь разглядеть хоть что-нибудь, но крона того самого дерева, что укрыло меня от стрел, теперь скрывала от меня схватку. Неблагодарный, я проклинал это дерево от корней до вершины, призывал на него молнии небесные, умолял бога ветров переломить этот тонкий ствол, но все было напрасно…
Что-то промелькнуло. Краем глаза я заметил, что к корням дерева упало что-то большое. Глухой удар – то было человеческое тело. Я весь напрягся, пытаясь разглядеть покойника, боясь опознать в нем… И вдруг услышал… да нет, даже не услышал, – всем телом почувствовал тишину. Битва смолкла, будто и не было ее никогда. Молчали варвары на том берегу. Даже вода в ручье как будто остановилась: я не слышал ни журчания, ни плеска… Только надоедливая мошка пищала и пищала у меня над ухом – я мог услышать ее писк лишь в абсолютной тишине.
А потом я увидел Гиеагра. Он не спеша спускался по той самой лестнице, по которой недавно я подбирался к ручью, надеясь наполнить водой бурдюки. Его прекрасный плащ ценой в две сотни дзангов превратился в изодранную тряпицу, круглый щит был так густо утыкан стрелами, что казалось, будто в руке у героя – гигантский морской еж. Доспехи моего друга переливались всеми оттенками красного, кровавые ручейки стекали и по лицу его, и по плечам. Герой заметно прихрамывал: из-под ремней, державших правую поножь, бежала алая струйка.
При виде Гиеагра ватага на берегу ручья дрогнула. Двое или трое самых отчаянных пустили стрелы – не целясь. На остальных звон тетивы подействовал как удар грома: сшибаясь, падая, бросая оружие, они кинулись прочь. Когда Гиеагр поравнялся со мной, бравого отряда и след простыл.
Я молчал, по опыту зная, что молчание в такую минуту – наилучшая из тактик. Что бы я ни сказал теперь, все будет обращено против меня, сейчас в Гиеагре клокочет злоба, которой нужен только повод…
Что делает с человеком время… Добряка и хлебосола превращает в желчного скрягу, ржавчиной разъедает душу смельчака, заставляя вздрагивать от каждого шороха; не успеешь глазом моргнуть – и вот уж вчерашний герой клянчит и заискивает перед вздорной бабенкой, своей женой, а твой давний приятель – поэт и пьянчуга – жадным пауком засел в лавке на рыночной площади и дает деньги в рост под грабительские проценты. Не пощадило время и Гиеагра. В начале нашего путешествия мы были добрыми приятелями, почти друзьями. Впервые увидев снежные пики Восточных гор, мы хлопали друг друга по плечам, подбадривая на подвиг, мы клялись всеми богами, что преодолеем наш путь, одолеем всех врагов и добьемся цели, чего бы это ни стоило. Но с каждым шагом, что приближал нас к концу пути, мы все больше отдалялись друг от друга, хотя и были постоянно вместе, неразлучнее, чем добрые братья. С каждым днем Гиеагр все больше превращался в господина, а я – в нечто вроде слуги, или оруженосца, или в кого-то еще со столь же незавидной ролью. И вот теперь я должен стоять и помалкивать, дожидаясь, пока в моем господине утихнет ярость…
– Что ты здесь забыл? – буркнул Гиеагр, не глядя на меня.
В первое мгновенье я не нашелся, что ответить. Он что, совсем рехнулся? Сам же послал меня за водой!
– Что молчишь? – судя по тону, он снова начал «закипать».
– Думаю: не свихнулся ли ты, – ответил я. – Ты забыл, что отправил меня за водой?
– Я помню, – прорычал он. – Но, во имя подземных богов, чего ради ты поперся именно сюда?!
– А куда еще мне было идти? – Я возвысил голос, рискуя получить взбучку. – Мне, знаешь, хватило ума набрать воды в самом близком месте, а не шастать по горам непривязанным козлом!
– Тебе хватило ума осквернить их священное место, болван! – Было видно, что Гиеагр прилагает огромные усилия, чтобы не пустить в ход кулаки. – Там они срезают тростник для ежегодного праздника в честь Стрельца. А воду берут в двухстах плетрах ниже по течению, там есть еще один спуск.