Я пропустил его слова мимо ушей: за время путешествия и не такого наслышался здесь. Пусть деревенщина мелет что хочет, лишь бы дал воды. Сложив по местному обычаю руки на животе, я взмолился:
- К твоим стопам припадаю, благородный старец, наполни наши бурдюки водой, не дай погибнуть путникам.
- Водифа-то денех штоит, - прошамкал старикашка. - У наш водиша о-ох како дорогонькая...
Он вытянул руку ладонью вверх, я молча положил на нее монету. Неуловимое движение - и монета исчезла среди шкур, а передо мной снова появилась его заскорузлая лапа: клади, мол, не жадничай. Тяжело вздохнув, я отсчитал еще четыре дзанга. Не то чтобы мне было жалко хозяйских денег, нет, у Гиеагра они водились в изобилии, просто ведь должен же я был что-то оставить и себе!
- Что же, почтеннейший, где вода? - спросил я, видя, что мохнатый горбун не спешит отрабатывать полученную плату.
- Вона, там, - он протянул руку с клюкой, - за деревней.
Повернув голову в том направлении, я увидел, что за краем деревни земля как будто обрывалась вниз, и там, похоже, тянулась лощина, совершенно незаметная с дороги, да и отсюда не видная, если не знать, куда смотреть. Должно быть, там тек ручей: если приглядеться, можно заметить узкую полоску сочной зелени по самому краю лощины. В душе у меня заворочалась злоба. Ах ты ж старый шут, провел! Ну да ничего, теперь и я пошучу.
Вновь оборотившись к старикашке, я продемонстрировал еще две монеты.
- Благодарю, почтенный старец, - я придал голосу столько простодушия, что, пожалуй, сошел бы за еще большую деревенщину, чем горбатый пройдоха. - Но не сделаешь ли ты еще одно доброе дело и не соблаговолишь ли рассказать, далеко ли отсюда до столицы, и какой дорогой туда лучше ехать?
Неотрывно глядя на деньги, старик поведал все, что мне было нужно. До столицы день пути, дорога отсюда одна, попасть в город можно только засветло, после заката ворота запирают. Выложив это все, он протянул костлявую лапу за «заслуженной» платой, и вот тут-то я показал ему, что тоже не дурак повеселиться: спрятав деньги в кошель, развернулся и потопал в сторону лощины.
Старик оказался упрямцем. Он увязался за мной и всю дорогу клянчил свои две монеты, перемежая нытье отборными проклятьями. По дну лощины и впрямь бежал ручей, неширокий, но для деревушки воды в нем было предостаточно. Склон был обрывист, неподалеку я увидел вырубленные в камне крутые ступени и по ним спустился к весело журчащему потоку. Старик остался наверху и кричал мне что-то, а потом исчез.
Ах, как приятно в знойный день очутиться в тенистой низинке у весело журчащего ручья. От непривычной прохлады я разомлел, ноги мои подогнулись сами собой, и я опустился на камень у самой кромки воды. Холодные струи захлестывали мои сандалии, нежили истомленные жарой ступни, ветерок трепал пропитанную потом тунику, изгоняя даже самые воспоминания о царящем там наверху пекле. Над головой шелестело листвой деревце, росшее у края обрыва и даже, кажется, чуть ли не из самой его каменной стены. На другом берегу волновалась под ветром зеленая стена тростника. В одном месте большой участок тростника был аккуратно срезан почти под корень - я видел правильный квадрат из торчащих из земли стеблей, каждый не более трех ладоней в высоту.
Меня так разморило от всей этой идиллии, что в первую минуту я даже не мог вспомнить, зачем явился сюда - просто сидел, вдыхая полной грудью ароматный воздух и радуясь тому, что злое солнце не сверлит мою многострадальную макушку.
Но каким бы прекрасным ни было это место, вскоре я все же вспомнил о своих обязанностях. Наклонившись к воде, быстро наполнил оба бурдюка и уже собирался тронуться в обратный путь, как вдруг что-то плеснуло буквально в шаге от меня. «Рыба!» - пронеслось в голове, но, повернувшись, я увидел торчащую из воды тростинку с оперенным концом. До моего сознания еще не дошел смысл этой находки, как - вжик! - что-то царапнуло меня по плечу.
Стрела! Подняв взгляд, я увидел наверху какое-то движение, кто-то копошился там, на краю, но разглядеть подробно не было возможности - мешала крона того самого деревца.
Вжик! Вжик!
Испуганно пискнув, я метнулся под стену. Великие боги, они палят в меня из луков! Если б не деревце, меня давно превратили бы в большую подушку для булавок, ведь это стрельцы; говорят, они рождаются с луком в руке!
Едва я укрылся, наверху загомонили. Громче всех был слышен голос неблагодарного старикашки, его выкрики касались двух тем: моей смерти и моей матери. Остальные соглашались с ним во всем, и этих остальных по голосам я насчитал не меньше полудюжины. Ничто для великого героя вроде Гиеагра и целое войско - для простого парня вроде меня. Поэтому, хоть самолюбие мое и было уязвлено до крайности, я решил пойти на переговоры.