Между тем наиболее благоразумные из нас были напуганы. Они говорили, хотя и втихомолку, что надо было считать себя в самом деле сверхъестественным существом чтобы безнаказанно все смешать подобным образом, не опасаясь быть унесенным этим всеобщим водоворотом. Они видели этих монархов, выходивших из дворца Наполеона с подавленной злобой и жаждой мщения, и представляли себе, что эти государи, оставшись ночью наедине со своими министрами, изливали накопившуюся в их сердцах горечь обид, которые они должны были сносить. Все складывалось так, чтобы усиливать их скорбь! Как была назойлива эта толпа, через которую надо было им проходить, чтобы добраться до дверей своего высокомерного повелителя! А между тем у их дверей никого не было, так как все, даже их собственный народ, как будто изменили им! Провозглашая счастье этого властителя народов, разве не оскорбляли их, подчеркивая их несчастье? Они же сами явились в Дрезден, чтобы еще увеличить блеск торжества Наполеона! Ведь это он над ними торжествовал! Каждый восторженный возглас по его адресу заключал в себе упрек им! Его величие было их уничтожением, его победы — их поражением!
Вероятно, они именно так выражали свое огорчение, и с каждым днем сердца их наполнялись ненавистью все больше и больше. Один из принцев поспешно уехал, чтобы избежать тяжелого положения. Австрийская императрица, предков которой генерал Бонапарте лишил их владений в Италии, с трудом скрывала свое отвращение к нему. Наполеон улавливал это на ее лице и, улыбаясь, заставлял ее смиряться. Но она пользовалась своим умом и грацией, чтобы проникнуть в сердца других и посеять в них свою ненависть к нему.
Французская императрица, помимо своей воли, только усиливала это роковое настроение. Она затмевала свою мачеху блеском украшений, и если Наполеон требовал от нее больше сдержанности в этом отношении, то она противилась и даже начинала плакать. Наполеон уступал, может быть, из нежности к ней или же вследствие усталости и рассеянности. Уверяют, кроме того, что, несмотря на свое происхождение, эта принцесса не раз оскорбляла самолюбие немцев бестактными сравнениями между своей прежней и новой родиной. Наполеон бранил ее за это, но слетка, так как этот патриотизм, который он сам внушил ей, нравился ему, и он полагал, что может загладить подарками ее неосторожное поведение.
Это собрание в Дрездене могло лишь задевать самые разнообразные чувства. Наполеон, стараясь понравиться, полагал, что этим он удовлетворил всех. Дожидаясь в Дрездене результата передвижений своей огромной армии, многочисленные колонны которой еще проходили через земли союзников, Наполеон преимущественно занимался политикой.
Генерал Лористон, французский посол в Петербурге, получил приказание просить у русского императора разрешения приехать в Вильну для сообщения ему окончательных предложений Наполеона. Генерал Нарбонн, адъютант Наполеона, поехал в главную императорскую квартиру к Александру, чтобы уверить его в мирных намерениях Франции и постараться, как говорят, заманить его в Дрезден. Архиепископ Малинский был послан, чтобы руководить порывами польского патриотизма. Саксонский король ожидал, что ему придется потерять великое герцогство, но льстил себя надеждой получить более солидное вознаграждение.
Между тем все в первые же дни обратили внимание, что прусский король Фридрих не появлялся при императорском дворе. Скоро, однако, сделалось известно, что вход к этому двору был ему как будто воспрещен. Этого принц испугался сам тем больше, чем меньше был виноват. Его присутствие могло стеснять, но поощряемый Нарбонном, он все-таки решился приехать. Когда сообщили о его приезде императору, тот рассердился и сначала даже отказался его принять. Что ему нужно, этому принцу? Достаточно уже его назойливых писем и постоянных требований! К чему же еще надоедать своим присутствием? Чего он хочет? Но Дюрок настаивал. Он напомнил Наполеону, что Пруссия, может быть ему нужна в борьбе против России, и тогда двери императора открылись для прусского короля. Его приняли с почестями, приличествующими его высокому рангу. От него были получены новые уверения в преданности; которую он, впрочем, доказал уж много раз.
Говорят, что тогда именно ему была дана надежда на получение русских балтийских провинций, куда он должен был отправить свои войска, а также что после завоевания их он должен был просить инвеституру у Наполеона. Рассказывали еще, хотя очень неопределенно, что Наполеон предоставил прусскому наследному принцу право добиваться руки одной из его племянниц. Ценой этих услуг Пруссия должна была оказать помощь ему в этой новой войне. Наполеон хотел, по его словам, испытать его. Таким образом Фридрих, сделавшись союзником Наполеона, мог бы сохранить свой обессиленный престол. Но не было никаких доказательств, подтверждавших, что такого рода союз соблазнял прусского короля, подобно тому как соблазнила испанского принца одна только надежда на такой союз.