Всякую новость первый услышавший ее якут спешит передать другому. Он садится на коня ли, на оленя ли и спешит, иногда за сто верст, к ближайшему соседу. Время года, метель, мороз, распутица не являются препятствием для передачи кэпсе. Доброхотного вестника новостей встречают как желанного гостя, но в юрту гонец входит не торопясь, раздевается не спеша, а хозяева терпеливо ждут, соблюдая обычай. Гонец же греет озябшие руки над камельком и, бросив одно-два приветственных слова, смолкает, словно у него нет никаких новостей. В юрту набивается народ, самый старый охотник спрашивает:
— Кэпсе бар? (Новости есть?)
— Сох, эн кэпсе. (Ничего нет, ты сказывай), — отвечает приезжий, и опять все смолкают.
Собравшиеся начинают ухаживать за вестником кэпсе, набивают табаком трубку, подают уголек для прикуривания, потчуют крепким чаем. Напившись чаю, плотно поев, раскурив трубку из верескового корня, гонец выкладывает новости. Его слушают, затаив дыхание, лишь изредка роняя:
— Сеп, сеп! (Так, так!)
Но вот все новости рассказаны. Не медля ни минуты, кто-нибудь из слушавших одевается и покидает юрту. Теперь уже ему мчаться к ближайшему соседу с исключительной новостью.
— Если я пошлю кэпсе к генералу Пепеляеву, когда он получит новость? — спросил Строд.
— На двести верст уйдет двое суток. Только такое кэпсе надо посылать с пером ворона, — ответил Джергэ.
— А для чего перо ворона?
— Тогда кэпсе полетит как птица, не задерживаясь на ночлег.
Ранним утром, когда по дебрям еще клубилась морозная мгла, отряд готовился к новому переходу. Красноармейцы умывались снегом, чтобы не чувствовать мороза, повара варили кашу, кипятили чай, проводники разыскивали оленей, в поисках ягеля разбредшихся по тайге.
Наконец отряд снимался с ночлега, и снова резко скрипели нарты, хоркали олени, стучали мерзлыми валенками красноармейцы.
Впереди ехал старый проводник Ефремов, за ним шел Джергэ, он не бывал в этих местах и посоветовал Строду полностью положиться на Ефремова.
На шестые сутки отряд достиг болотистой, поросшей тальником местности Дарана. До устья реки Мили оставалось верст двадцать, но проводник сказал, что пора ночевать. Он долго и придирчиво выбирал место, потом объявил решительно:
— Здесь ягеля нет, худо будет олешкам. Айда дальше, хорошее место для ночлега вспомнил, сап-сем близко, юрта бар, сено бар. К юрте разведчиков пошли, начальник, там плохой люди есть…
— Ты что! Шестой день живой души не видели, откуда тут люди?
Сомнения Строда разделяли и бойцы: не хотелось снова пробираться по глубокому снегу, но проводник настаивал на своем:
— Смотри, я с елки — клок малицы снял, окурок поднял под березой. Кто шел, кто курил на тропе вчерашним днем? — строго спрашивал он.
— Ты же говоришь, юрта рядом. Хозяин юрты и ходил, и курил.
— Э, нет, однако! Хозяин прошлым летом помер.
Через час отряд подошел к одинокой юрте, стоявшей на лугу. Кто-то из бойцов заметил шест с привязанным к нему свертком. Заинтересованный Строд развернул сверток, в нем оказалось воззвание Петра Куликовского ко всем красноармейцам: «Мы с вами — дети великой России — одному богу молимся. Бросим делиться на красных и белых, и вместе, под нашим бело-зеленым знаменем, пойдем в Сибирь. Наша политическая программа — вот она: интернационализму мы противопоставим горячую любовь к народу и России, безбожью — веру в бога, партийной диктатуре — власть всего народа…»
Воззвание «губернатора Якутской провинции» вызвало общий веселый смех, но и насторожило. «Пепеляев близко. Он может появиться в любой час, надо быть бдительным», — думал Строд, укладываясь спать.
— Этот Куликовский как очутился в Якутии? — спросил Строд у перебежчика.
— Я слышал, что за убийство графа Шувалова — московского градоначальника — его приговорили к смертной казни, но царь помиловал и сослал в Якутск. Куликовский стал идейным вдохновителем якутских мятежников, променял свои прежние революционные дела на подлое право вешать и расстреливать революционеров, — объяснил Вычужанин.
Утром Строд послал двух якутов в устье Мили разведать, где теперь пепеляевцы. Едва разведчики ушли, к юрте подъехал всадник, его захватили и притащили к Строду. Пленный сказал, что ездил с воззваниями генерала Пепеляева по амгинским улусам, о том, что в Даране красные, не знал. В устье Милн прибыл первый отряд пепеляевцев под командой полковника Сурова. Сам Пепеляев получил подкрепление из Охотска, продовольствие из Аяна и выступил из Нелькана. Пепеляева не остановят никакие препятствия, он пойдет на Якутск во что бы то ни стало.