И вот он увидел то, что приказал сделать.
За ледяной броней смутно угадывались человеческие фигуры, мороз сцементировал своих и чужих, красных и белых.
Строд стоял перед баррикадой, не отрывая глаз от смутных фигур в ледяной глубине ее, и обрывки мыслей роились в отяжелевшей голове. Они появлялись и исчезали, как дым на сквозняке, странные, необъяснимые, и Строд все сильнее чувствовал угнетенное состояние духа. Эта баррикада и темная стена тайги, и красный снег, и седое небо с волчьими звездами давили на его сознание, он испытывал острую боль за живых и мучительный стыд перед мертвыми, но к боли, к стыду примешивалось чувство сомнения в исходе борьбы.
— Наступает семнадцатое утро на Лисьей Поляне, а так ли необходимы все наши жертвы и наши страдания? — спросил он, с трудом переводя дыхание, обжигая гортань морозным воздухом. Вопрос его был обращен к Кропачеву, Дмитриеву, фельдшеру Капралову, но те молчали, и Строд понял, ответ может дать только он сам. — Мы сделали все, даже невозможное, самые бесстрашные из нас легли на пути противника, но они и мертвыми продолжают сражаться. — Мысль о мертвых, продолжавших борьбу, показалась ему кощунственной, недопустимо мыслить такими категориями, как борьба мертвецов. «Такое мышление обесценивает нравственную красоту жизни, унижает человеческое достоинство. Я должен только просить прощения у мертвых, что не мог иначе поступить…»
В замороженной тишине просвистела пуля, прокатился выстрел, и вот, словно им вызванное, над Лисьей Поляной, над красными, над белыми, над всем ночным таежным миром вспыхнуло северное сияние. Переливаясь, всплескиваясь, оно моментально менялось, только что мелькало зеленым и алым и уже синие, уже белые перья раскачиваются между звездами. Они растут, захватывают небо, но тут же обрушиваются с высоты. Кажется, чья-то невидимая рука швырнула драгоценные камни на Лисью Поляну и подожгла ее живым лихорадочным пламенем. Та же рука одним взмахом выбросила гигантские кольца, они развернулись в струящуюся спираль, распались на багровые пятна, а пятна обратились в косматые гривы дыма.
Северное сияние погасло сразу, будто его выключили во всех точках неба, опять надвинулась ночь — слепая, ледянящая, равнодушная ко всем страданиям человеческим.
Молчали красные, не шевелились белые.
Над тайгой вскипали снежные вихри, ныли деревья, попрятались по берлогам звери, только люди продолжали свое убийственное дело. Время от времени раскатывались пулеметные очереди, плясали в метели кровавые костры.
— Может, это наша последняя ночь, — бормотал Капралов.
— Ты не очень-то каркай, — остановил его Строд. — И без твоих пророчеств тошно, Джергэ сказал бы, не будь многоговорлив попусту. — Строд поправил фитиль коптилки.
В юрту ввалился заснеженный Дмитриев, бессонница осады высушила до черноты румяное его лицо.
— Метель-то, кажись, стихает, я все ждал, полезут пепеляевцы или нет. Не полезли. Почему бы это? — Дмитриев осторожно, чтобы не потревожить раненых, пробрался к печке.
— Они ведь тоже не железные, — ответил Строд.
— Люди крепче железа, я уверовал в эту истину, — сказал Дмитриев.
Строд — Пепеляеву
«Генерал! Вы думали в феврале взять Якутск, а весной форсированным победоносным маршем пройти всю Сибирь, но суровое лицо жизни — железная действительность, а не роман, не сказка из «Тысячи и одной ночи». Не приходится говорить о Москве, Иркутске, даже Якутске, если вы не можете своими силами взять небольшой отряд. Вторично предлагаем вам сложить оружие».
— Вот и все, и на этом точка. Нам больше глупо толковать с генералом. Иди, Пожидаев, передай наш ответ Пепеляеву.
Пожидаев, проваливаясь по пояс в сугробы, снова побрел к пепеляевцам. Он шел, хмелея от белого снежного света, от крепкого смолистого воздуха. Метель замела все следы, но Пожидаев мысленно видел окровавленные окопы, груды поломанных винтовок, стреляные гильзы. Видел и страшную баррикаду, и, хотя старался не думать о ней, мысль упорно к ней возвращалась. Стало не по себе, Пожидаев поспешно поднял над головой белый платок.
Его заметили, на опушку выскочил офицер. Пожидаев признал Андерса. Полковник осклабился в усмешке.
— Здорово, приятель! Сдаваться пришел? Ах, ответ на ультиматум! Генерал сейчас в Амге, но мы домчимся к нему быстрехонько…