И князь великий… послал под Казань Магмед-Аминя царя да воевод своих на царя Алехама казанского…»[646]
Разрядная книга 1475–1598 гг. (РК-98) записи 6992 г. не содержит, а известия 6993 г. излагает так: «…отпустил князь великий на Казань, на Алегама царя, царевича Магмедеминя, а с ним послал воевод своих… И Алегам збежал, а па Казани сел Магмедемин».[647]
Запись 6994 г. в общих чертах совпадает с записью в РК-05.
Таким образом, если, по РК-05, поход 1485 (6993) г. был совершен против Магмет-Амина и имел следствием утверждение на царство Алегама, то по РК-98 дело обстояло как раз наоборот.
Представляется, что в этом случае в РК-05 допущена ошибка.[648] Ясно, что если бы в 1485 г. на казанский стол сел Алегам, то в следующем году не нужно было бы посылать воевод Махмед-Амину царю для сбереженья». Но если так, то вызывает подозрение и известие за 1484 (6992) г. Полное совпадение списков воевод в известии за 1484 и 1487 (6995) гг. свидетельствует, что составитель РК-05 известие о походе воевод на Казань поместил дважды: под 1484 (6992) и 1487 (6995) гг.
Разрядные записи приводят имена воевод, но не сообщают никаких реальных сведений о ходе событий.
Своеобразным источником является поздняя «Казанская история», составленная, по мнению исследователей, в конце XVI в. Перечисляя имена воевод, как в Никон., этот источник пишет: «И встретя их казанский царь Алехам с татары своими на реке на Свияге. Бывшу же у них бою велику… и побише ту многие Казанцев мало их живых в Казань утече, и град затворити и осадити не успеша и самого царя Алехам а живы яша руками, и с ними во град въшедше…»[649]
Эти поздние сведения не соответствуют современным известиям, но отражают предания, жившие в народной памяти.
К числу таких же преданий относится и рассказ Герберштейна о захвате Алегама обманом.[650]
Реконструкция реальных событий может быть проделана на базе летописных рассказов и разрядных записей.
Победы на северо-западе (над новгородскими сепаратистами) и на юге (над Ахматом) создали к середине 80-х гг. принципиально новую стратегическую обстановку и дали возможность приступить к активным наступательным действиям на восточном стратегическом направлении.
Борьба между претендентами на ханский престол создавала нестабильную обстановку в Казани и в то же время могла способствовать усилению русского влияния.
Под 6994 (1486) годом Уст. летопись помещает известие: «ис Казани прибегл к великому князю… царь Махмет-Емин от брата своего от царя Аляхама да бил челом великому князю, а назвал себе его, великого князя, отцем, а просил у него силы на брата своего на Аляхама, царя казанского, и князь великий силу порекл ему дати».[651]
Этому соответствует и известие Соф. II-Увар.: «приеха царевич казанского царя сын, а Темиров внук, еще бе мал, к великому князю, князь же великий приат его». Далее под тем же годом: «Прислали казанцы к великому князю, а ркучи так: "Что есмя отпустили к тебе царевича на том, что почнет наш царевич царя нашего, а меншицын сын, над нами чинить лихо, и ты опять отпусти царевича нашего к нам. И нынеча наш царевич, а меншицын сын услышав то, да зазвавши нас к себе на пир, хотел нас перетерети, и мы в поле убежали, и он, ехавши в город, да окрепивши город, да за нами пошел, в поле"».[652]
«Меншицын сын» — это Алегам, сын Фатимы, младшей жены царя Ибрагима. Царевич, отпущенный в Москву, — это Магмет-Амин, сын Нур-Салтан, старшей жены Ибрагима, вышедшей позднее за Менгли-Гирея Крымского.
В марте 1487 г. великий князь через своего посла в Крым передает Нур-Салтан о желании «добро смотрети» ее сыну Магмет-Амину.[653]
В Казани шла династическая борьба, и один из претендентов на казанский стол признал себя вассалом великого князя, дав ему тем самым законный повод для вмешательства в казанские дела.
При этом можно было надеяться на дружественную позицию Менгли, что обеспечивало безопасность южного стратегического направления.
Однако борьба за укрепление русского влияния в Казани осложнялась обострением отношений с Вяткой.
Уст. летопись сообщает: «В лето 6994 Месяца Марта в 18 день вятчане пришли ратью на Устюг, у города не были, зане же весть ушла перед ними. И стояли под Осиновцем городком день и прочь пошли, а 3 волости разграбили, а устюжане в погоню за ними ходили, да не дошли их. Того же лета о Троицыне (15 мая. — Ю. А.) дне водою вятчане приходили на судех под Устюг под Осиновцом изгоном и стали обедать. А воевода Костя Юрьев шел с ними в неволю. А в ту пору сына его Торопа Иван, трясуца поймала, и он захотел соку соснового. И Костя сам с ним пошел в лес, взем топор. И дошед до лесу, рать покинул и с сыном в город Осиновец утек. И осиновляне на конех отпустили со многими людьми на подводах к Москве. И князь великий их пожаловал. А вятчане хвати лися, оже воеводы нет, утекл. И они возмялись, начаше к городу приступати и аючи в городе. Осиновляне же им правду сказаша, что воивода их на конех и с проводники к великому князю побегл, и они на ту ночь и побегоша к Вятке».[654]
648
Об ошибках РК-05 см.;