Таким образом, к началу мая русские войска овладели всеми городами, о которых упоминает известие великокняжеской летописи. Кампания против Литвы фактически закончилась.[749] Начались переговоры о мире.
Одной из важных черт войны 1492–1493 гг. было стремление к совместным действиям с крымским союзником России. Переговоры об этом велись еще весной 1492 г.
В июне 1492 г. в Москву от Лобана Колычева поступило послание Менгли-Гирея. Крымский хан был готов к выступлению против Литвы — осенью («во жнитво») взять Киев,
«А зиме ты брат мой приди… Вилну и Краков даст Бог всхочешь взять».
Однако главной заботой Менгли, как видно из его послания, было укрепление города на Днепре, откуда он и хотел идти на Киев.[750] (По мнению К. В. Базилевича, имелся в виду город Очаков)[751].
Проект широкого совместного наступления на Литву и Польшу носил, вообще говоря, довольно фантастический характер. Находясь в низовьях Днепра, Менгли сравнительно легко мог совершить нападение на Киев. Но реальным возможностям русских войск зимний поход на Вильно и Краков явно не соответствовал.
Не следует удивляться, что проект Менгли не встретил сочувствия у великого князя. В августе 1492 г. русский посол Константин Григорьевич Заболотский повез Менгли ответ Ивана III.
«Не пошел еси ныне ратью на своего и моего недруга… затем, что на Днепре город делаешь». Сообщая о смерти короля Казимира, великий князь призывал своего союзника, «чтобы еси… на Казимировых Королевых детей и на Литовскую землю сам на конь всел и ратью пошел… чтобы еси поотставя ныне все свои дела, да на их бы еси на Литовскую землю пошел… А что делаешь город на Днепре… и ты бы ныне однолично то дело поотставил, а сам бы еси на конь всел и ратью пошел». Не задаваясь дальними перспективами, великий князь требовал от своего союзника немедленных конкретных действий.
В свою очередь, великий князь обещал «яз оже даст Бог ныне сам чаю всести на конь и ратью на них поити, и недружбу свою хочю им чинити, сколько ми Бог пособит».[752]
Константин Заболотский должен был также сделать устное заявление: «Осподарь мой князь великий… разослал к людем по всем своим землям, а велел им наряжались, а сам не мотчая всести хочет на конь, и ты бы, господине, не мотчая ж всел на конь».
«А какими делы… не всхочет [Менгли] поити на Литовскую землю, учнет говорити, что ныне уже к зиме, нелзе ити, и Константину говорити царю так… осподарь мой, господарю, ныне сам на конь всел на своих недругов, а тобе, господине, в ту же пору пригоже ити на своих недругов да свое дело делати».
Видна разница в постановке вопроса о походе против Литвы. Если в марте великий князь призывал к этому Менгли и ставил свое выступление в зависимость от начала похода хана, то в августе он говорит уже о мобилизации всех своих войск и о своей готовности немедленно «всести на конь», и даже о том, что он уже «ныне сам на конь всел».
Готовность Ивана III «всести на конь» отражена, как мы видели, и в разрядных записях о формировании великокняжеского полка.
Из очередного донесения посла Заболотского выясняется, что Менгли действительно послал свои силы на Литовскую землю — под Киев, Чернигов и Путивль. Однако сам в поход не пошел. Менгли опять предлагал совместные действия (под Черниговом и Путивлем). Судя по тому, что сам хан послал туда 500 человек, речь могла идти только о набеговой операции сравнительно небольшого масштаба.[753]
Так и оценивал ее великий князь в инструкции послу в июне 1493 г. «Пишет ко мне царь, что беспрестанно его люди Литовскую землю воюют, и мы здесь слышали, что малые люди приходили сее зимы на Литовскую землю, а не имали ничего, а ныне сына послал с ним 500 человек ино пятью сот человека какая война Литовской земле?»
Сам Менгли в своих грамотах Ивану III отговаривался то тем, что «зима люта была», то тем, что «Днепр прошел, через реку нелзе было перелезти».[754]
Наконец, согласно донесению Заболотского, «царь… Днепр перевезлся и пошел от Днепра на Вздвиженьев день [14 сентября)… к Киеву».[755]
Однако Менгли не был удачлив. Последовал контрудар литовцев: «который город на Днепре чинил есми, вземши и разорили», — сообщает он великому князю. Сам же царь «до зимы трижды крат на конь салился, впервые пошел, ино лед растаял, а вдругоряди разболев воротился». Только третий поход на Черкассы «с пушками и пищал-ми пришли есмя… и мы… Черкасской городок… и иные их городы пожгли».
749
Литовская хроника Быховца отмечает, что русские войска взяли Вязьму, Хлепень, Мещевск, Любутск, Мценск, Серпейск (Хроника Быховца. М., 1966. С. 106).