Джаспер открыл ящичек сбоку шкатулки, где всегда хранилось бисерное ожерелье, по соседству с брошками в виде цветочных бутонов и ниток искусственного хрусталя, которые мама никогда не носила. Он тихонько опустил медальон внутрь и окинул прощальным взглядом, прежде чем задвинуть ящичек на место. Тот издал протяжный писк.
— Джаспер? — прозвучал с кровати сонный вопрос. — Джаспер, это ты?
— Прости, мам. Уже ухожу, — прошептал он в ответ и поспешил к двери. Мама, которую он помнил, пришибла бы его за то, что он переступил порог без разрешения.
— Не торопись, — она с усилием открыла глаза, но они быстро закатились, прежде чем захлопнуться снова. — Есть кое-что… Мне что-то нужно тебе сказать.
Джаспер робко вернулся к кровати, на которой она лежала.
— Что такое, мам?
— Я просто… мне так жаль. Если с тобой что-то случилось… — Из-под ее закрытых век сочились слезы. Рот продолжал ронять сдавленные, невнятные слова. — Не могу позволить, чтобы случилось… Только не с тобой. Он едва не убил тебя. Ты не должен… Держись от меня подальше, Джаспер. Я плохая… Под кровавой луной… Ты должен держаться подальше.
— Это ничего, — прошептал Джаспер. — Со мной все хорошо. Теперь все будет хорошо.
Она покачала головой и поджала ноги.
— Не говори… Не рассказывай о нем папе, Джаспер. Он… Не должен знать, что я сделала. Я сделала… Он бы никогда не простил.
Обеспокоенно хмурясь, Джаспер вгляделся в ее искаженное лицо.
— Сделала что, мам? Что ты сделала?
— Это я тогда… Пистолет. Это была я… Я это сделала, — она начала смеяться сквозь слезы. — Ты бы только видел выражение на его лице. Он поверить не мог. Когда я спустила курок. Он просто не мог в это поверить… Этот сукин сын.
Она зарылась головой в подушку и всхлипнула.
Джаспер осторожно присел на кровать.
— Ничего. Все уже кончено. Ты сделала, как надо. Он тебя поранил.
— Как ты можешь… выносить меня? Держись подальше… как можно дальше. Я плохая… такая плохая… Они мне не поверили… Никто мне не поверит, — простонала она.
— Ш-шш… Я тебе верю. Он был плохой человек.
Ее слезы все не унимались.
— Он никогда не простит меня. Никогда, никогда, никогда…
Джаспер поморщился, не понимая, говорит ли она о муже, о дедушке Уильямсе или…
В трех комнатах от них щелкнула, закрываясь, входная дверь. Отец вернулся домой. Если он застанет сына в спальне, а жену — в слезах, поднимется грандиозный скандал. Джаспер погладил маму по спине, пытаясь успокоить.
— Ш-шш… все хорошо, мам. Даю слово.
Она так и плакала в подушку, утыкаясь в нее лицом.
— Джаспер! — позвал отец из гостиной. — Ты дома?
— Все хорошо, мама, — прошептал он ей на ухо. — Он простит тебя. Обязательно простит.
Она перестала дрожать и затихла.
— Какого черта ты тут делаешь? — прошипел отец в приоткрытую дверь спальни.
Джаспер вскочил с кровати.
— Она, э… она плакала во сне. Я просто зашел взглянуть, все ли в порядке.
Отец вошел, оттолкнув Джаспера в сторону, и положил ладонь на мамин лоб. Она издала тихий стон и снова задышала ровно. Выждав еще с минуту, отец шагнул назад и за локоть вытащил Джаспера за дверь.
— Ты не должен сюда входить. Врачи сказали, сейчас переломный момент для ее выздоровления. Тебе это понятно? Ей нужны покой и тишина.
— Да, сэр.
— Проклятье! Учти, это очень серьезно, — отец сунул под нос Джасперу дрожащий указательный палец. — Ее опять донимают кошмары. Она бормочет во сне самые страшные, самые невозможные вещи. Которых ты не должен слышать.
Джаспер кивнул, соглашаясь.
— Она тебе что-то говорила?
— Нет, сэр. — Произнося эту ложь, Джаспер смотрел, не моргая, прямо в глаза отцу. — Ни слова.
— Хорошо, — отец кивнул и, хромая, двинулся в прихожую, чтобы выложить покупки.
Глядя ему вслед, Джаспер напомнил себе, что в свое время этот человек, кажется, при всем желании не смог бы найти овощную лавку. Сиделка из отца вышла довольно угрюмая, но он делал все, что было в его силах.
Джаспер снова повернулся к закрытой двери спальни. Приложился к ней лбом и услышал, как мама снова тихо плачет в комнате. Мальчик перебрал в уме все то, о чем собирался рассказать матери, — все, что накопилось за долгие месяцы ее отсутствия. Все то, что она пропустила. И выбрал фразу, произнести которую было больнее всего: