Рот Гади наполнился вожделенной слюной.
– Что же ты стоишь как пень, черт ты лысый!
– Нгдээ, – промычало тупогубое существо.
– Как закончились? – недоуменно вопросил Гадя, поперхнувшись обильными слюнями. – Что на всей планете?
– Ыы, нгэээ – продолжало мычать дурное создание.
– Ну вот, а еще говорили, что это самая лучшая забегаловка в галактике, мол тут самые сочные киски и самые юные мозги. Позор! Тоска! О жалкий жребий мой! Прочь, прочь с Земли! – в негодовании Гадя, брызжа слюной во се стороны, встал с уютного кресла, – сюда я больше не ездок!
Гадя наотмашь отвесил смачную оплеуху тормознутой скотине, так, что у того несколько зубов выскочило и со звоном покатились по полу.
– Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету… Корабль! Челнок мне!
Гадя уже было пошел к выходу из помещения, как вдруг ощутил на ногах какую-то тяжесть.
– Что за х…йня? – пролепетал он, оглядывая ноги.
– Не так быстро дружочек! – держа его за ногу, произнес голос. Гадя смотрел и недоуменно хлопал полусгнившими веками. За одну ногу его держала рука мужчины, за другую женщины. И что самое поразительное: те раны, увечья и прочие последствия употребления пищи зомби, стягивались, уменьшались, зарубцовывались прямо на глазах. Мужчина, дико и плотоядно улыбался, пристально глядя на него. Сложенная пополам женщина поднялась. Гадя с ужасом заметил, что она уже восстановила все свои прелести. Он смотрел на ее киску, а та уже не со страхом и трепетом, а с вызовом нагло взирала на него. Гадя попытался высвободить ноги, но мужчина с женщиной вцепились в него мертвой хваткой. Он почувствовал, как по спине пробежал холодок и съеб…лся в неизвестном направлении, прихватив с собой всю его самоуверенность. Гадя вдруг решился, сделал страшное лицо, обнажил все зубы и издал невыразимо устрашающий рык. Но на парочку это не произвело никакого впечатления, они сами сотворили из своих человеческих лиц что-то невыразимо страшное и заревели нечеловеческими голосами. Гадя почувствовал, как по ногам потекло что-то теплое и отвратительно пахнущее, и это теплое смешалось с адским смехом, издаваемым двумя людскими глотками. Гадя рванулся, что было мочи, но упал, прикованный железной хваткой к месту. Он оскалил зубы и вцепился в одну руку, разрывая плоть на мелкие кусочки. С кусками плоти во рту и кровью, текущей по гнойному подбородку, он взглянул на мужчину. Тот, оскалившись, лишь клацнул зубами. Гадя хотел снова впиться зубами в руку, удерживающую его, но увидел, что рана уже затянулась. Отчаянье затопило Гадю, как зловонное болото, и он сделал единственное, что мог в данной ситуации. Перевернулся и в отчаянной попытке попытался ползти к выходу. В то же мгновение Гадя почувствовал, как игривые дамские пальчики ухватили его трепещущие от ужаса чресла. Через мгновение его причиндалы взорвались дикой болью, не выдержав давления сжимавшей их нежной женской ручки. Еще через мгновение он почувствовал, как нечто впилось в его ногу. "Не может быть, только не зубы" – пронеслось в Гадиной голове сквозь лавину боли, накрывавшую его. В следующие мгновения все его тело отзывалось многочисленными взрывами боли, сопровождавшими яростные укусы и неделикатные выгрызы. Гадя орал благим матом. Но в ответ ему раздавалось лишь вежливое чавканье, не прерываемое ни на секунду. Последнее, что Гадя видел, были глаза официанта. Они горели, горели смешливым огнем.
– А я всего лишь плюнул в его блюда, – пронеслось радостной мыслью в голове безмозглого зомбякушки. От радости зомбак даже захлопал в ладоши медленно, в такт своим вяло текущим мыслям.
Через короткое время с Гадей было покончено. Официант с каким-то тягуче-сладким блаженством наблюдал за свершившимся. Теперь люди утерлись и громогласно отрыгнули. Их животы мило топорщились как на большом сроке беременности. Ему захотелось протянуть руку и коснуться их – ну на удачу что ли.
– Ыы, – одобрительно промычал зомби, демонстрируя, что очень ими доволен.
Люди, словно вырванные из забытья, резко повернулись и посмотрели на источник звуков. Улыбочка сползла с хари зомбинушки. Взгляд людей был холоден, остер и безжалостен, от него веяло голодом – вселенским голодом. Официант мгновенно развернулся, на сколько смог, увы, и стал ковылять на всех парах в сторону дверей. Вслед ему шлепали звуки, словно четыре конечности, превозмогая тяжесть, хотели догнать его, чтобы… чтобы сказать… сказать что-то важное… но он не хотел этого слышать.
***
– Ну, долго ты еще будешь сидеть над тарелкой этого несчастного супа? Ну что ты как зомби, е-мое! Не понимаю, не понимаю в кого ты такой! – и мама, отвесив полотенцем подзатыльник, вышла прочь из кухни.