Еще через полчаса нарисовалась такая картина: Ярик и Провожающий остервенело рвали рулоны туалетной бумаги, на полу и столе уже была горка ошметков, рядом стоял тазик с какой-то серой жижей.
— Я пркрасно леплю из папье-маше. — покачиваясь на коротких кривых ножках, вещала крылатая зубастая морда. — Прст отлично. Ща все будет. Сыпь сюда.
Оставляя за собой кляксы из размоченной бумаги и клея, парочка двинулась в холодильник. Из тазика периодически выплескивалось.
— Тащи краски, грим и ведро из KFC, у тебя там валяется, у стола. — Провожающий постучал когтями о край гроба. — Простите меня, пани, завтра я вам все объясню.
Утром бледный, опухший Ярик открыл двери бюро, принял поставку свежих букетов в зал прощания и обреченно выкатил гроб с пани Шкловской из холодильника. Коленки противно подрагивали.
Пришедшие проститься знакомые и родственники Шкловских подходили к гробу, изумленно смотрели на усопшую, и отходили со странным выражением лица. В рядах сидящих начались перешептывания с закатыванием глаз. Ярика стало подташнивать.
Пан Шкловский приехал со своей дочерью и племянницей. Проводив их к своим местам, Яр отрешенно встал в углу зала, следя за тем, как родня приближается в гробу для прощания. Терять уже было нечего.
Шкловский схватился за сердце.
— Крисечка, ты всегда была моей царицей. Ты прекрасна, прекрасна! — слезы потекли на небритые щеки вдовца.
В гробу, нежно сияя золотой маской, в высоком головном уборе со змеей, лежала Нефертити. Красиво подведенные глаза и губы, как будто чуть растянутые в улыбке, удивительно напоминали черты пани Шкловской. Чита и вправду отлично лепил из папье-маше. И краски не пожалел.
А Ярик стоял и смотрел в коридор, выходящий из зала. Там были двое. Невысокая пожилая женщина и Провожающий. Он что-то рассказывал ей, размахивая лапами, периодически тыкая пальцем в Ярика, показывал как что-то надевает на голову и размазывает по лицу. Пани мило смеялась и махала на Читу рукой. Потом она зашла в зал и подойдя к рыдающему мужу, обняла его, погладив по голове. Поцеловала макушки дочери и племянницы, сидевших рядом,минуту посмотрела на них, прощаясь, и пошла обратно, к выходу. Она будет ждать их.
Провожающий взял женщину за руку и они пошли по коридору. Чита ковылял рядом с ней, напоминая мелкого кривоногого гнома. Через пару шагов он распахнул крылья. Черной тенью они полностью скрыли женщину. Через мгновение в коридоре никого уже не было. Теперь понятно было, почему такое название выбрал дед. Похоронное бюро “Под крылом ангела”. Под черным кожистым крылом.
Шкловские благодарили Ярика за прекрасную церемонию, говорили, что он сделал лучше, чем заказывали, что теперь сам пан хочет упокоится рядом с женой в образе фараона. Может быть, даже закажет надгробие в виде пирамиды. Соседи умрут от зависти.
Вечером, убирая зал, Яр услышал шорох в кабинете.
В углу у столика возился Чита. Пахло апельсинами.
— А свечка-то тебе зачем? — парень устало плюхнулся в кресло.
— Темно. — с лап на пол капал сладкий сок. — У меня там темно. Апельсиновые корки еще от моли хорошо помогают.
— А ногти?
Чита насупился и пошлепал к стене. Отодвинул деревянную панель, за которой открылся темный проход, потом вернулся к столику.
— Я их ем. — он подхватил оставшиеся апельсины, зажал свечу подмышкой, боком стал протискиваться между панелью и стеной.
— Я их тебе с ног настриг.
— Дурак … — донеслось из-за задвигаемой панели.
Шутка, видать, не зашла. А может у таких ангелов нет чувства юмора? Или оно слишком специфическое. Черное.