— Смеешься ты, Николай? — отвечал он. — Махнул бутылочку «Столичной» и хоть бы в одном глазу. Зло берет даже.
По утрам Костя Человек явно страдал от похмелья, одеревенелые глаза, ничего не видя, вели его на работу, но с работы он всегда приходил просветленный и чинный.
Постепенно на щеках и под глазами его проступили алкоголические жилки, будто нарисованные шариковой ручкой с лиловой пастой. Мать Человека Тузиха все чаще жаловалась на то, что сына мучает печень. Он же всегда говорил, что, будучи здоровым, здоровенным человеком, может за себя постоять, хотя иногда покалывает то там, то здесь.
Спустя год после того, как Костя Человек сделал предложение тете Вере Кардашовой, снова пришла весна. Стонали от натуги набухнувшие почки, собаки наглядно снюхивались, и Костя Человек вспомнил, сколько неоплаченных ухаживаний он потратил год назад. Восьмого марта он принес тете Вере Кардашовой в подарок еще одного медвежонка. Этот был в два раза больше предыдущего, грубее и толще, но на мордашке нового стекленыша было в отличие от его предшественника нечто очень живое, очень похожее не то на Костю Человека, не то на его мать Тузиху. В лапке у него на сей раз вместо тюльпана была белая тортовая коробка, аккуратно перетянутая голубой стеклянной лентой. Вручая подарок тете Вере, Человек сказал так:
— Дорогая Вера. Я намеренно, как ты должна была заметить, не напоминал тебе о себе целый год. Позволь же мне вторично просить тебя стать моей супругой. Обещаю тебе, что ты не будешь знать, со мной горюшка. Сама знаешь, я ведь человек хороший и простой.
Тетя Вера Кардашова на сей раз уже даже с некоторой обидой в голосе отказала и не хотела брать подарка. Тогда Человек сказал, что разобьет медвежонка молотком, и она, испугавшись его трагического выражения, передумала и приняла произведение нашего дворового стеклодува.
— Может, ты подумаешь еще и пересмотришь свой отказ? — спросил тогда наливающийся лиловостью Костя Человек.
— Нет, — решительно сказала тетя Вера Кардашова. — Извини, Кость.
— И очень зря, — сказал он. — Может быть, еще пожалеешь.
Все ждали, что за предложением снова последует поток ухаживаний, но Человек почему-то медлил и лишь как-то раз, взяв тетю Веру под ручку, прожужжал ей в ухо:
— Зря ты, Вера, мной разбрасываешься. Жалеть будешь.
А потом вдруг все стали замечать, как он целыми днями крутится вокруг матери Володьки Васнецова. На глазах у отвергнувшей его Веры он подарил своей новой фаворитке сразу трех медвежат. Косолапые росли, как грибы, каждый следующий был больше предыдущего. Содержимое лапки тоже постоянно менялось — бокал вина, букет цветов, толстая книга с надписью «Кулинария» на обложке. Васнецова была вдовой, Человек стал захаживать к ней и засиживался долго, а потом нахваливал так, чтобы непременно слышала тетя Вера Кардашова:
— Надежда — хорошая хозяйка. Жалко мне ее. Одна жизнь кукует. Муж у нее настоящий был человек, да умер рано.
Кто-то при встрече спросил у Васнецовой, не делал ли ей Костя предложение.
— Делал, — ответила она. — Уже два раза делал.
— Ну?! А ты что?
— Да на кой черт он мне сдался.
Спустя несколько недель ее снова спросили, не звал ли ее еще раз замуж Костя Человек.
— Вчера вот только. Всерьез. Третий раз. С цветами.
— Отказала?
— Отказала.
— А он что?
— Сказал: «Ну что ж, бог любит троицу».
После неудачи с Васнецовой Костя Человек просто пошел по рукам. На следующий год он преподнес подарок к Восьмому марта Лиде Лукичевой. И снова медведика, как переходящий вымпел. Но сразу как-то после этого перестал вообще обращать на нее внимание, будто ожегшись, будто вспомнив, что у нее все-таки двое парней-то, и старший очень озорной. Тогда у Человека появилась какая-то побочная. Откуда он ее зазвал, так и осталось тайной. Когда его спрашивали, он делал такое лицо, что становилось ясно — врет, и говорил:
— Эта женщина что надо. Можно сказать, кандидат наук.
Кандидата наук прозвали Пивнушей, потому что как только она приходила к Человеку, то сразу бежала за пивом и приносила две пятилитровые банки в авоськах. Пенясь в стеклянных, авоськами зачешу́енных банках, пиво было похоже на плещущиеся ананасы, и вид его вызывал жгучую жажду. Человек и Пивнуша садились у окна и молча поглощали пиво, и если встать под окном, то можно было услышать, как они сопят и как ходики на кухне идут и идут, унося насаженные на шпажки стрелок куски времени, времени нашего скудного детства. И вдруг кап-кап-кап — что это? просочившиеся прямо на темя секунды? Как бы не так — это коварная Пивнуша капает из кружки на голову пивом.