Вечером того дня Зыков выскочил пьяный с топором во двор и закричал:
— Где Валька?! Убью! Убью-у-у!!!
Вальки нигде не оказалось, и Зыков изрубил на куски скамейку возле доминошного стола. На другой день он выстругал новую и уже сидел на ней и бил доминошками об стол, а Валентина вздыхала:
— Слава богу, занялся хоть чем-то, а то или меня с топором гоняет, или начнет по Верке Кардашовой вздыхать. Только она для него больно гордая, не подступишься. Больно много о себе воображает.
В конце лета Вера умерла, а перед этим весь май, весь июнь и июль болела. Когда ее хоронили, из всех домов пришли люди. Зыков чувствовал себя явно обманутым, словно кто-то другой, более важный и серьезный, чем он, отнял у него выслеживаемую добычу. Он помогал нести гроб, а на поминках все время туго молчал, оглядывая круглыми глазами желтые обои, сервант с посудой и безделушками, репродукцию мадонны Литты в позлащенной рамочке, фотографию Сашки Кардашова — и во всем этом ощущалось присутствие Веры, ее дыхание и шаги, но вместо нее всеобщее внимание было обращено на мою мать Анфису, которая уже выпила рюмок десять поминальной водки и, моргая густо натушеванными глазами, спрашивала у бабы Клавы:
— Теть Клав, а где Верка-то? Верка-то где?
На другой год моя мать исчезла, а Зыков решительно пошел на приступ жены таксиста Бельтюкова. Таксист строил дачу и поэтому по ночам ходил в «спиртную» смену — продавал из-под сиденья водку, по десятке за бутылку, тем, кому оказалось мало или среди ночи взяло за жабры отрезвление. Но все же, если выпадала возможность, таксист заезжал среди ночи домой и проведывал жену, не очень ли она по нему соскучилась. Тем более, что дочь Бельтюковых, Маринка, как только исполнилось восемнадцать лет, вышла замуж и сбежала от родителей к мужу.
Я очень хорошо помню те ночи — страшное время изгнания из нашей квартиры призрака пьяного дьявола. Помню, как я лежу в темноте, слушаю его шаги, его матерный шепот и пытаюсь победить его — не включить свет. Но не могу, еще очень слаб. Я в панике отступаю — включаю свет. Пьяный призрак моей матери растворяется в лучах электричества, и я вижу, что его нет, что его просто не может быть в природе по всем законам физики, химии и биологии. Я даже могу выключить свет, походить по комнате, подойти к Окну. Вот наш двор, ночь тихо спит в нем, тихо въезжает в него зеленовато-желтая «Волга», из которой выскакивает таксист Бельтюков, и зеленый глаз преданно ждет его, пока он проведывает свою жену. Кругом живут живые люди, видят сны, ревнуют жен, ждут чего-то хорошего, а пьяный дьявол должен исчезнуть навсегда. Я прячусь под одеяло и жду, когда зазвучат его нетвердые шаги.
Как-то раз вечером жена таксиста зашла к моей бабке, поболтала с ней о том, о сем и будто ненароком призналась, что не стало житья от Виктора Зыкова. Бабка моя знала несколько заговоров, умела зашептать ячмень на глазу, бородавку и чирей, и хотя в приворотные и отворотные заклинания не верила, все же иногда для смеху рассказывала кому-нибудь, как нужно к себе приманить или от себя отвадить парня. А ей те заговоры ее бабка передала.
— Говорят, теть Ань, вы знаете, как отворотить назойливого ухажера. Может, скажете мне, а то замучал бесстыдник. А мужу боюсь жаловаться — приревнует. Скажет: сама повод подаешь.
Бабка моя со смешком все же отворотную присказку выдала.
— Только ето ерунда всё, — сказала она. — Я в ето не верю ни в чего. Ну, стало быть, сказывают так, что надо отстричь пук волосьев у того, кого отворотить хошь, бросить их в реку и молвить: «Река, река, быстра, глыбка, беги далёко, до моря глыбока, неси волоса шелудивого пса, да чтобы тот пес не совал свой нос, трижды плюну и аминь». Ето, значит, трижды опосля того плюнь и скажи: аминь. Только креста не клади, потому что он, крест, не любит всякого наговору. Записала?
— Спасибо, теть Ань. Вот спасибо! Только вы никому не говорите про наш сегодняшний разговор, — разулыбалась Бельтюкова.
— Да что я, дура нешто? — сказала моя бабка. — Меня ж ведьмой будут дражнить. Скажут: колдовка нашлася.
— Ну, спасибо еще раз, теть Ань.
Ушла. Через пять минут опять звонит.
— Я вот чего: где же это я пук волос с него возьму, когда он почти совсем лысый?
— Совсем, да не совсем, — сказала бабка. — От уха до уха мосточек есть. А раздобыть пук легче простого. Валька Лялина ведь в нашей парикмахерской работает, в мужском зале — а то откуда ж она мужиков водит. И Витька к ней ходит стричься раз в полгода. Договорись с ей, она тебе даст с его башки пряжи.