— А можно мне у вас взять автограф?
Слепой явно не ожидал такого. Он несколько секунд сидел неподвижно, потом встал и, растопырив руки, сделал три шага в сторону тети Веры.
— Красавица, — сказал он. — Какая вы красавица!
— Да как же ты видишь-то? Ну артист! — воскликнула Фрося.
— Да, я вижу, — сказал слепой. — Мы, слепые, видим не глазами, а душой, и, может быть, очень многое мы видим гораздо лучше, чем другие люди. Я вижу, что эта женщина… Она необычайно красива душой.
Он подошел к тете Вере и прикоснулся к ее плечу своей слепой рукой.
— Спасибо вам, что вы так красивы, — сказал он со слезой в голосе. — Дайте мне что-нибудь, где поставить подпись.
— Сейчас, подождите, я принесу, — сказала тетя Вера и быстро пошла домой.
Дранейчик тоже побежал домой попросить у отца денег для слепого актера. И я решил попробовать. Мать бы, может быть, дала, если б у нее было, но ее самой не оказалось дома, а бабка даже с какой-то злостью прогнала меня:
— Какой слепой?! Да идиоты к шуту! Не клянчь у меня ничего. Небось на папиросы. Иди, иди.
— Злая ты, — сказал я бабке. — Я у тебя попросил, а ты… Эх ты!
И я вернулся во двор ни с чем.
Слепой стоял около песочницы, а за доминошным столом уже разместились доминошники. Дядя Витя Зыков обвинял пенсионера Смирнова в жульничестве.
— Мухляж! — возмущался он. — Я не люблю, когда мухлюют.
Его жена Валя заканчивала избиение ковра. Дранейчик принес слепому 50 копеек и павлинье перо, которым очень дорожил. Валя Лялина и человек с портфелем уже ушли. Слепой стоял и терпеливо ждал. Наконец из первого подъезда выбежала тетя Вера Кардашова. В руках у нее была открытка с фотографией Иннокентия Смоктуновского, которую она подала слепому вместе с шариковой авторучкой и сказала:
— Так долго искала вашу фотографию, вот наконец нашла. Пожалуйста, подпишите.
— Тьфу ты! — зло рассмеялась Фрося. — Вторая еще артистка нашлась. Ну, прямо индийское кино, ей-богу!
Но тетя Вера, нисколько не смутившись, добавила:
— У меня всех актеров есть фотографии. И вас я очень хорошо помню, когда вы, молодой, во МХАТе выступали — мне тогда еще тринадцати лет не было, но я на все спектакли ходила — я взросло выглядела. Театралка была. Вот здесь распишитесь, не на этой стороне — на этой-то фотография.
И слепой поставил свою подпись на открытке с изображением Иннокентия Смоктуновского. Подпись была крупная, но аккуратная. Я ее очень хорошо помню. Вот она:
Понять фамилию по ней невозможно, но видно, что это автограф, а не что-нибудь.
— Спасибо вам, — сказала тетя Вера.
— Нет, вам спасибо, — сказал слепой артист. — И вам всем огромное спасибо.
Как раз в ту минуту мимо шла с избитым ковром Валя Зыкова и сказала слепому:
— Не за что.
Слепой поклонился, как кланяются актеры, и пошел прочь из нашего двора — пок, пок, пок, пок, пок. Как только он исчез, из второго подъезда вышла моя бабка, подошла ко мне и спросила:
— Где ж твой слепой?
— Только что ушел, — сказала тетя Вера Кардашова.
— На-ка, догонь его, дай ему, — сказала мне моя бабка и дала двадцать копеек. Я припустился бежать. На Массовой улице слепого не оказалось, я пробежал по улице Братьев Жемчужниковых. Так далеко он уже не мог уйти. Оставался Старопитейный переулок. Действительно, он шел по Старопитейному и курил. Около кафе-мороженого остановился и посмотрел на вывеску. Тут я его и догнал:
— Дядя артист! Дядя артист! Подождите, вот вам еще 20 копеек от моей бабки.
Он оглянулся. Глаза его шагнули по сторонам и подскочили к небу. Синих очков на липе слепого артиста уже почему-то не было. Взяв мои 20 копеек, он низко поклонился, прижав к груди левую руку, и произнес:
— Благодарю вас, сердечный друг мой. На эти деньги я смогу купить себе лишний кусок хлеба. А теперь скажите мне, достопочтенный брат мой, что тут написано?
— Кафе-мороженое, — сказал я. — А как вы догадались, что здесь что-то написано?
— Я всегда чувствую, когда что-нибудь где-нибудь написано, — сказал слепой. — Я могу даже книги читать, хотя не вижу страниц — если книга гениальная, от нее исходит такой дух, что я чувствую не только общий строй повествования, но и отдельные частности. Впрочем, вы еще слишком молоды, любезный мой товарищ, чтобы понять это. Пожалуй, а не зайти ли нам в кафе?
— Пожалуй, — сказал я, и мы зашли.
В кафе-мороженом мы сели за столик, и слепой заказал мне мороженое с апельсиновым сиропом, а себе рюмку коньяку. Когда принесли, он тут же расплатился, выпил свою рюмку и сказал: