— Ничего, Нюша, не переживай, — успокаивал ее Иван. — Переедем в новое жилье и заживем по-новому. Будут у нас новые соседи, всё новое будет, Нюша, не переживай.
Он очень изменился за этот послепожарный год, даже помолодел как-то, словно 1 января вместе со старой квартирой сгорел и старый Иван Расплетаев.
А у одноногого оказался вовсе никакой не инфаркт, а только сильный сердечный приступ. Субботины переехали весной 1982 года. Уезжая, одноногий сказал:
— Поехали, Аринушка, других соседей заливать.
Гена, у которого полностью излечился порок сердца, был в день переезда очень нарядный, в модных джинсах, в модной курточке, модно причесанный. Он оглядел счастливым взглядом покидаемый навсегда заколдованный круг нашего двора и прежде чем сесть в машину, подобрал с асфальта спичечный коробок и заглянул в него, нет ли там двадцати пяти рублей. Когда два грузовика и инвалидка тронулись и поехали прочь, все махали им вслед, даже сумасшедший Кука махал, и только мой недоразвитый брат Юра саркастически ухмылялся и крутил указательным пальцем у виска.
ОТТЕПЕЛЬ
У всех людей есть профессия, а у большинства даже призвание, и некоторым удается совмещать свое призвание с профессией.
Дядя Коля Дранеев был, например, слесарем-авторемонтником по призванию, и дядя Костя Человек имел несомненный талант стеклодува. Милиционер Лютик просто никак не мог быть кем-либо другим, кроме как милиционером. Летчику Субботину его крылатая профессия даже мешала в личной жизни — среди квартирных стен ему было тесно, в семейном экипаже скучно. А Веселый Павлик обладал бесчисленным множеством талантов, и потому он выбрал самую нейтральную профессию — мясника. И даже у сумасшедшего Куки было свое призвание. Он был осветителем, по вечерам зажигал в подъездах свет, а по утрам выключал его. Только это не являлось его профессией — ведь ему за это не платили денег. А профессия у Куки была сумасшедший, потому что за нее ему выплачивали по инвалидности.
Да, если Веселого Павлика звали веселым, подразумевая под этим не свойство характера, а отклонения в психике, если моего брата Юру называли идиотом, а Лену Орлову бедненькой и тихой, и если Дранейчикову бабулю именовали Бешеной Дранеихой, то Куку все признавали сумасшедшим безо всяких оттенков.
Вот сколько было в наших домах душевнобольных людей. А еще существовал некий Оратор, который обитал в Сивом переулке, а в наш двор только захаживал иногда, как захаживал во все дворы Лазовского района. Он осуществлял декламации.
— Товарищи! — заявлял он громким дикторским голосом. — Социалистическое отечество в опасности! Будьте бдительны, соблюдайте строго заведенный порядок. Будьте готовы дать отпор врагу. Враг среди нас! Социалистическое отечество в опасности!
Милиционер Лютик однажды даже арестовал его.
— Там посмотрим, кто среди нас враг, — сказал Лютик, сажая Оратора в воронок. Оратор шел под арест с гордо запрокинутой головой, руки он скрестил за спиной, а когда его усадили в машину, он громко запел «Интернационал». Его в тот же день отпустили, и он долго еще ходил по дворам, призывая граждан нашего социалистического отечества к бдительности и готовности дать отпор.
Кука же никогда не произносил речей, а если и произносил что-нибудь, то лишь всякие нечленораздельные звуки, которых сам очень стеснялся. Мы, мальчишки, иногда отлавливали его и начинали щекотать. При этом он хихикал и пискляво просил:
— Нена́, нена́, бо, мами́ки, моо́ мне, ах! ах! лили!
Особенно забавно было заставать его врасплох, когда он занимался осветительством. Ему почему-то очень не хотелось, чтобы все знали, кто зажигает и гасит свет в подъездах. Возможно, он мечтал, чтобы все думали, будто свет зажигается и гаснет сам. Видимо, Кука испытывал острейшую потребность приносить пользу и хоть чем-то оправдывать свое существование на белом свете. Но стеснялся. Выключать свет легче — встань пораньше, когда только что рассвело, и ходи себе по пустым подъездам. А вот попробуй включить свет и остаться незамеченным, если вместе с вечерними сумерками у подъездов сгущаются группы отдыхающих жильцов. Тяжеловато приходилось Куке, нужно было ждать момента, когда все отвлекутся на что-нибудь, на типуновских голубей или красавицу тетю Веру Кардашову, и тогда Кука стремглав бросался в подъезд и за минуту обегал все этажи. Если же вдруг кто-нибудь выходил из дверей своей квартиры и натыкался на Куку, Кука тотчас делал вид, что осматривает облупившийся потолок, и даже цокал языком, выражая сожаление.