— Что?
— Ты предал нас! — вспыхнул Солдат, нисколько не сомневаясь теперь, глядя Спэггу в лицо, что тот виноват. Поведение торговца руками, весь его вид просто кричал о предательстве. — Ты продался ханнакам. Признавайся! Засаду устроили неспроста, они знали, что мы едем. Выбирай: или сейчас все расскажешь, или позже, в камере пыток.
Кафф, который сидел в это время в тускло освещенном углу кордегардии, где учинялся допрос, царапал когтями скамью. Этот скрежет не на шутку стал действовать Спэггу на нервы. Торговец уставился на Каффа, потом перевел взгляд на Солдата. Теперь Спэгг и вправду струхнул — понял, в какую угодил передрягу.
— Меня обвиняют в измене? — закричал он, изо всех сил изображая негодование. — Я правильно понимаю?!
— Совершенно правильно, — пробормотал Кафф. — Слышишь?
Спэгг притих и стал слушать, но ничего не услышал, кроме грохота проезжающих за окном телег, и потому решил уточнить:
— Что слушать?
— Слышишь, внизу, в подвале, уголь в жаровни насыпают? — спросил с улыбкой Кафф. — Нет? А я слышу. Подвальный люд к долгим посиделкам готовится. Да уж, гляжу я, подручным Лорда-поимщика воров не удастся ночью как следует прикорнуть. Как думаешь? Не очень-то им это по нраву. Они хотели провести вечерок в таверне, пропустить по паре кружечек эля с пирогами из куропатки.
Спэгга пот прошиб. Он стал взывать к милосердию Солдата:
— Солдат, ведь мы с тобой столько пережили вместе! Я никогда и не подумал бы предавать тебя. Почему меня привязали к тем каменным истуканам? Ответь, пожалуйста. Я угодил в ту же передрягу, что и мальчишка с матерью. Ты не можешь так со мной поступить. Если меня заберут в темницу, они заставят меня признаться, но я этого не делал. Человек что угодно скажет, если ему причинить боль. В какой-то момент начинаешь мечтать о смерти.
Тут он был прав, Солдату и самому не слишком-то хотелось передавать Спэгга в руки Каффа, но он считал предательство самым гнусным преступлением. Трусость при виде врага, убийство той или иной тяжести, кража собственности, изнасилование и мародерство — все это не идет ни в какое сравнение с предательством.
— Ты отказываешься сознаваться? — спросил он и отвел в сторону глаза.
— Я не делал этого, не делал!
— Хорошо, — Солдат вполголоса обратился к Каффу, — он твой.
Спэгг крепко вцепился в подлокотники кресла, и лицо его стало белее полотна. Торговец обвил ногами ножки стула в тщетной надежде остаться на месте, используя стул как якорь.
— Я никуда не пойду! — взвизгнул он. — Я не сделал ничего дурного! Помогите! Убивают! Не поступайте так со мной. — Его голос сорвался, и он зарыдал. — Солдат, если меня туда отведут, обратно я уже не выйду.
— Раньше надо было думать, — огрызнулся Солдат, злой на себя не меньше, чем на Спэгга, — теперь поздно.
Пришли стражники и поволокли Спэгга вместе со стулом к каменным ступеням, ведущим в подземелье под кордегардией. Кафф шел следом. Под землей город пронизывали тоннели, точно червячные ходы. Один из этих тоннелей вел в камеру пыток, где крепко сбитые молодчики играли в уродливые железные игрушки. Солдат втайне надеялся, что Спэгг расскажет всю правду по пути в камеру пыток.
Спэгг так отчаянно бился в крепких руках конвоиров, так отчаянно взывал о помощи, что сердце Солдата сжималось от сострадания. Оставалось лишь уповать на то, что торговец руками скоро одумается и сам во всем сознается. Солдат ни на йоту не сомневался в виновности Спэгга. С какой стороны ни посмотри, никто, кроме него, выдать их не мог. Все факты говорили о том, что предатель — кто-то из своих. Солдат исключается. Утеллена точно не стала бы выдавать сына ханнакам, ставя под угрозу его и заодно свою жизни. Оставались только эскорт, выделенный Бхантаном, но какой им с этого прок, их ведь самих всех до одного перебили. Итак, Спэгг. Скорее всего, он подал ханнакам сигнал с помощью зеркальца, этим и объясняется их столь неожиданное появление.
— Торгаш тут ни при чем.
Кто-то стоял в дверях кордегардии — темный силуэт в ослепительном дневном свете. Солдат не видел говорящего, зато узнал его по голосу. ИксонноскИ.
— Что ты сказал?
— Торговец руками не предавал нас.
— Кто же тогда?
— Ворон.
Солдата точно молнией ударило при этих словах. Как же он сам не понял! Ворон летел вслед за ними. Он превосходно умеет сливаться с ландшафтом. Его не разглядишь, если только он сам не пожелает выдать своего присутствия. Ворон мог подать сигнал ханнакам с огромной высоты и выдать Солдата с сопровождающими.
Ворон! Но почему?
— Ему пообещали свободу.
Солдат не произносил вопроса вслух, лишь проговорил его мысленно, однако получил на него ответ.
— Какая свобода? Он и так свободен.
— Тот мальчик, что заперт внутри, хочет освободиться. Я думаю, кто-то из колдунов пообещал Ворону превратить его обратно в человека, если он выдаст меня ханнакам. Кстати, ты и представления не имеешь, как вовремя нагрянул со своим отрядом. Ведь нас в ту ночь собирались прикончить. Всех, включая Спэгга. Ханнакам дали приказ, и они готовы были его исполнить.
— Я думал, за тебя будут требовать выкуп.
— Нет, меня хотели убить.
— Бессмыслица какая-то, — пробормотал Солдат.
— Подожди, сейчас все поймешь. Мой отец, ОммуллуммО, еще жив. Он где-то скрывается, твердо вознамерившись стать следующим Королем магов. Считает, что это право ему положено по рождению. Он четыреста лет ждал, когда умрет его брат, ХуллуХ, чтобы занять трон, а тут вдруг я. Только… по какой-то причине он не может свободно передвигаться, он заперт. Вместо этого он посылает разных существ с поручениями. Один такой посланец и встретился с твоим Вороном и в конечном итоге уговорил его на предательство.
— Почему ОммуллуммО не попытался войти в контакт со мной? Почему не послал ко мне визитера?
— А потому что ты — черная лошадка, не здешний. Неизвестная величина. Всегда легче иметь дело с проверенным материалом.
— Значит, у ханнаков тоже был гость? Посланник чародея-отступника, твоего отца?
— Да. Варвары решили, что он — мессия, посланный одним из почитаемых ими темных богов. Скорее всего явился им посреди ночи в виде соломенного чучела или дикой твари. Погулял перед ними на задних лапах, поболтал на их языке, нашептал в крошечные ушки про кровь, про смерть…
ИксонноскИ замолчал, когда по подземелью пронесся ужасающий хриплый визг.
— Боги и демоны! — воскликнул Солдат. — Это же Спэгг!
Он тут же сорвался с места, схватил на ходу свечу и вприпрыжку побежал вниз, перескакивая на бегу по три-четыре ступеньки. Спустившись, направился прямо по коридору. Пламя свечи дрожало на сквозняке. Наконец впереди показалась комната, залитая ярким светом. В помещении стояла невыносимая жара. Один из находившихся там мужчин поддувал в печь воздух мехами, отчего угли регулярно вспыхивали, заливая комнату красным светом. Другой держал раскаленный докрасна железный прут и нагревал один его конец. Рукавицы, сшитые из толстой холстины, дымились от жара. В воздухе повис терпкий запах обожженной плоти.
— Стой! — крикнул Солдат. — Этот человек невиновен.
Палач — невысокий, крепко сбитый, со светло-карими глазами — удивленно посмотрел на Солдата. Он стоял, сжимая в руке изогнутый, раскаленный добела железный прут. На его лице однозначно читалось: «Ну и что с того?»
Виновен, невиновен… Для знающего свое дело специалиста это не имеет значения. Основной показатель на совесть выполненной работы — признание. Ну, представьте, разве мальчишку, гоняющего мяч по футбольному полю, волнует, каким именно образом мяч попадает в ворота. И не важно, сколько труда и сил вложил противник, чтобы этому помешать. В счет идет только результат. Испытуемый невиновен? Какая разница? Так даже интереснее — лишь выдающийся палач способен достигнуть своей цели при неблагоприятных обстоятельствах.
— Приказываю освободить заключенного. Где капитан Кафф? Он должен быть здесь.
— Отправился во дворец, там у него какая-то встреча, — ответил палач, который и не подумал повиноваться и по-прежнему колдовал над лицом Спэгга с раскаленным прутом в руках.