Их лесное убежище — сказочной красоты поляна — находилось в самом центре сплошного лесного массива, протянувшегося на сотни миль в каждом направлении. Когда они наконец добрались туда, Утеллене вспомнился Солдат, и на сердце у нее стало теплее. Одно время, когда они вместе прятались в лесном тайнике, она была влюблена в Солдата; теперь чувства ее плавно вылились в нежное доброе ощущение теплоты и любви иного рода.
Она знала, что Солдат навсегда останется для нее самым дорогим другом. Если бы он не женился на принцессе, они жили бы вместе, в счастье и согласии. Но по иронии судьбы он оказался там, где оказался, — в постели принцессы. Однажды Утеллена предала Солдата — там, на рыночной площади, вскоре после их первой встречи. Солдат просил ее выйти за него замуж и спасти тем самым от смерти. Эти воспоминания причиняли Утеллеие нестерпимую боль, муку, которая переполняла ее порой настолько, что ей едва удавалось держать себя в руках.
Она отказала ему, отвернулась. Почему? Ну, это понятно: чтобы защитить свое дитя. Ей пришлось выбирать, хотя и выбора-то как такового не было: спасти жизнь Солдату и поставить под угрозу жизнь слабого и беззащитного существа, своего ребенка.
И все-таки Утеллену не покидало чувство, будто она совершила предательство, отвернулась от протянутой к ней в мольбе руки. И это воспоминание временами точно стрелой пронзало сердце.
Судьба — злодейка. Если бы над Утелленой не надругался колдун, если бы теперь ее сын не находился в смертельной опасности, если бы она была свободна, она бросилась бы Солдату на шею и никогда бы его не отпустила.
Голубые глаза… как же испугалась она их в первый раз! Ни у кого на этой планете, будь то человек, колдун, фея или великан, нет синих глаз. Откуда они взялись? Солдат считает, будто пришел сюда из какого-то иного мира; вероятно, оттуда, где у всех голубые глаза. И если это так, то другой человек с такими же глазами прибыл оттуда же. Утеллена не стала рассказывать Солдату о том, что в Уан-Мухуггиаге живет еще один выходец из иного мира. Правда, ей было неизвестно, мужчина это или женщина.
Лодочник нашел незнакомца на необитаемом острове Стеллы, что лежит к северу от вереницы островов, к которым принадлежали Амекни, Бегром и Реф. По словам лодочника, он ничего и не разглядел в нем, кроме голубых глаз: человек был плотно укутан в холстину, и разглядеть его очертания, угадать пол было невозможно. Голубые Глаза, как назвал чужака старик, поведал, что он потерпел крушение.
Лодочник привез чужестранца в землю Гвендоленд, на которой бок о бок стоят Уан-Мухуггиаг и Карфага, и Голубые Глаза затерялся в ныне разрозненной стране. Все это Утеллена услышала не от самого лодочника, который утоп; историю лодочника принял с губ умирающего какой-то блудный призрак, а уж его-то и встретила Утеллена в стране фей, посещаемой ее сыном.
ИксонноскИ выслушал рассказ призрака, а затем попросил существо забыть все, что оно услышало. А когда мальчик-ведьмак приказывал таким существам, как призраки, они беспрекословно подчинялись. Информация перешла от одного существа к другому, оставив после себя пустое место в памяти прежнего хранителя. Теперь этот секрет принадлежал только двум людям: ИксонноскИ и его матери. Утеллена получила ясное указание от сына не делиться тревожной новостью с Солдатом. Она не знала, чем мотивировалась просьба сына — он редко давал ей отчет в своих решениях, — но она уважала то знание, что происходило из источников, неподвластных простому смертному.
— Мама, ты когда-нибудь выйдешь замуж?
ИксонноскИ задал этот вопрос, когда они вместе с матерью собирали хворост для ночного костра.
Она остановилась, обеспокоенная, потому что знала, что сын задал вопрос не из простого любопытства.
— А что?
— Не жди Солдата. Он не будет твоим.
Ей не понравилась уверенность сына.
— Никому не ведомо, что произойдет в будущем, — ответила она, — в том числе Королю магов.
Слова ее прозвучали резко, однако ИксонноскИ не обиделся.
— Верно. Но даже если принцессе Лайане суждено умереть завтра, Солдат все равно не сможет жениться на том, на ком хотел бы. Его дорога предначертана, судьба предопределена — до тех пор, пока он не достигнет момента своей жизни, когда станет свободен. То, какой он сделает тогда выбор, решит судьбу мира, а он познает самого себя. Солдат станет кем-то другим, принадлежащим другому месту.
— Мне все равно, как звать его. Будь он Солдат или кто иной…
— Дело не в имени. На него нахлынут старые воспоминания. Он вспомнит детство. Юность. Возможно, прежних возлюбленных. Я ничего об этом не знаю, мама, чародею не дано постичь эмоций смертных. Но я многое понимаю, я наблюдаю за тем, что происходит среди людей, и могу рассчитать вероятный ход событий. Солдат покинет нас, как только к нему вернется память, и на его месте окажется другой, который будет выглядеть как он, говорить как он, но и только. Это будет не он.
Утеллена почувствовала, как к глазам подступают слезы.
— Ты жестокий человек, сынок.
— Я не знаю, что такое жестокость. Я стараюсь не делать тебе больно, хотя не знаю, что такое боль. Я такой, какой есть. Я вышел из твоего чрева, однако я не часть твоего тела. Я — чародей. Я знаю, как устроен высший мир; чувства же смертных для меня — что птичье чириканье для людей. Мне очень хочется увидеть тебя в том состоянии, которое ты называешь счастьем, но разделить его с тобой я не смогу.
Утеллена понимала, что мальчик говорит правду, и от этого ей становилось еще горше и тоскливее. Тот, кого она любит, никогда не испытает к ней взаимного чувства, никогда не сможет любить ее, даже будь он свободен. Не любил ее и родной сын, потому что просто не мог.
Она зарыдала.
— Мне жаль, мама, — промолвил ИксонноскИ, хотя и не мог, не умел сожалеть искренне. Он просто сказал то, что она хотела услышать. Кормилица научила его, что матери и всем остальным людям нравится, когда им сочувствуют.
Утеллена приняла его слова так же, как хозяин принимает выражение любви своей собаки, и с некоторым усилием взяла себя в руки.
В ту ночь они жгли в лесу костер. Утеллена, хотя она и не способна была понять сына, с удовольствием делила с ним будничную суету. Они напоминали двух зверушек, которые дурачатся, занимаясь забавной игрой. В четырех стенах Утеллена чувствовала себя как в ловушке и потому вечно стремилась к ветру, солнцу, ночному небу. Ей нравилось, когда дождь мочит ее волосы, ласкает лицо. Свежий воздух, россыпи полевых цветов вдоль берега реки, семейка ярких грибов, мягкие звездочки мха под ногами, дурманящий запах перезрелых ягод — все это было дорого ей, и она ценила это, как старики ценят здоровье и молодость.
В первую ночь на воле она лежала под звездами. Звуки леса не давали заснуть, и тогда она начала сплетать звездное ожерелье, собирая звездочки на воображаемую нитку. Утеллена смотрела на пыльную луну сквозь паутину, образованную переплетающимися над головой ветвями. Подобно мягкой желтой пыли на душистую травяную подушку падали лунные лучи, в которых играли светлячки. В такие минуты она была счастлива, как может быть счастлива женщина, которая дала жизнь особенному ребенку, но лишилась при этом простых земных радостей.
Канцлеру Гумбольду не давало покоя присутствие бхантанских принцев. Они заткнули его за пояс, разнесли на глазах у придворных! Мальчишки беспрестанно шептались, обмениваясь оскорбительными замечаниями о самом канцлере и его методах ведения дел. Причем делали они это, находясь в пределах его слышимости. Но что хуже всего, они исподтишка таскали разные вещички из его палат. Мелкие предметы: шляпу, несколько перьевых ручек, пресс-папье из драконьего зуба. Украли миниатюру Министралуса, на которой канцлер был изображен в парадном облачении. Ценная, кстати, вещица. Когда Гумбольд довел это до сведения королевы, она лишь снисходительно улыбнулась.