– Чем обязан столь позднему визиту? Надеюсь у вас достаточно оснований для столь бесцеремонного шмона?
– Больше, чем достаточно, – полковник спокойно уселся за круглый стеклянный кухонный стол, и раскрыл папку. – Вот ордер на обыск. А это протокол, который я начну заполнять через пару минут. Предупреждаю – если я в нем напишу хотя бы одну букву, обратного пути на волю у вас гражданин Пивоваров уже не будет.
Я, конечно, человек в таких делах не опытный. Не привлекался, но и не нарушал. Потому и не привлекался. А может, не потому. Может, просто повезло. Правильно говорят: от тюрьмы и от сумы не зарекайся. То, что ты на свободе – не твоя заслуга, а недоработка компетентных органов. Тем не менее, я чувствовал, что он просто берет меня в оборот. Пытается запугать и подчинить своей воле. Все-таки я уже не мальчишка. Мне не двадцать лет. Я многое уже понимаю.
В это время в квартиру зашел еще один человек – сильно кудрявый сухонький мужичонка в очках и с бородой. В руках он держал кейс.
Полковник сухо бросил ему:
– Вадик, обрати внимание на состояние ванной. Есть ли на ней следы сильнодействующих кислот или щелочей. А пол на кухне – на наличие частиц крови.
Ну, естественно! Кто кроме «красавчика» мог быть информатором в этом деле? Думаю, других доказательств, кроме свидетельств этого бармалейчика, у Мирзояна нет.
– Ну что, многоуважаемый, – полковник вновь обратился ко мне, – рассказывайте!
– О чем?
– Обо всем.
– Родился я в сентябре месяце. В 1973 году. Мама рассказывает, что на дворе стояла…
– Хватит «ваньку» валять. По существу дела говори.
– Какого дела?
– Ну, все! Ты меня достал! Сейчас ребята на тебя накопают – уже не отмоешься. Плюс свидетель у меня уже есть.
– Какой свидетель?
– Хороший. Разговорчивый.
– Гражданин полковник. Я ничего не знаю. Ничего не делал. Я простой российский журналист. Снимаю природу, животных, травки там всякие, грибочки…
– Вот я и вижу, что ты переборщил с грибами и травками. Повторяю последний раз! Если ты Володенька не расскажешь мне все. Заметь – все! Причем скрупулезно и обстоятельно, то на нары ты загремишь не в одиночку. Пожалей хоть своих молодых друзей. Ты им всю жизнь сломаешь.
– Каких друзей? – я упорно продолжал гнуть свою линию, кося под дурака.
– Пожизненно вам всем светит.
– За что?
– За все! За убийства, за терроризм, за нападение на полицейский участок, за пытки…
– Еще и за пытки? Нормальненько так. Это кого я пытал?
– Ты знаешь кого. Он все в суде расскажет.
Ну и пусть рассказывает. Думаю, кроме «красавчика» ничего у полковника нет.
– Ты ошибаешься, думая, что кроме одного свидетеля у нас нет на тебя ничего. Наследил ты Володенька. Ох, наследил!
Врет собака. Я педант. Отпечаточки своих пальчиков уж точно нигде не оставил.
– И отпечатки пальчиков твоих у нас имеются. На очень интересных предметах.
– На каких таких «интересных предметах»?
– Вот, полюбуйся! – он открыл папку из крокодиловой кожи, вытащил оттуда фотографии и сунул их мне в руки.
Это были снимки моей любимой гири. Черт! Гирю то я забыл протереть. Как так? Вылетело из башки! Правильно говорят: идеальных преступлений не бывает. На чем-нибудь, да проколешься. Впрочем, гиря – это не доказательство. Мы же не били ей по голове «красавчика». И я вновь сел на своего «конька».
– Ах, это… Да. Это моя гиря. Или похожая на мою. И отпечатки на ней точно мои. Если конечно, это моя гиря. Люблю я по утрам гирьку потягать. И в чем тут преступление?
– Тогда как она оказалась в «Парке Авиаторов»? – не унимался допытываться полковник.
– Я-то почем знаю? На днях у меня ее украли.
– Когда именно?
– Не знаю. Я прихворнул и две недели зарядку не делал. А вчера сунулся – гири нет. Сперли.
– Почему не заявил?