Вдова (переводя дыхание). Так я и поверила...
Путник. Я моногамен, как беркут.
Вдова. А что это значит?
Путник (целуя). То, что, кроме тебя, мне никто не нужен.
Вдова. Это правда?
Путник. Конечно. (Целует ее.)
Вдова. Я чуть с ума не сошла.
Путник. Как ты могла подумать такое?
Целуются.
Вдова. Это такая дрянь...
Путник. Перестань...
Целуются.
Вдова. Проходу никому не дает...
Путник. В конце концов это ее профессия.
Целуются.
Вдова. В том-то и дело...
Путник. Надо же как-то зарабатывать на жизнь.
Вдова. Ей этого мало...
Целуются.
Ей еще надо в любовь поиграть...
Целуются.
Терпеть не могу проституток.
Путник. Почему?
Вдова. Ты еще спрашиваешь.
Путник (улыбаясь). В полевых условиях они незаменимы,
Вдова. Как можно брать деньги за... близость с человеком?
Путник. Конечно, это не очень благородно, но...
Вдова. Я не ханжа... Вас, мужчин, я могу понять... Но их я презираю... Ниже пасть нельзя - спать с каждым только потому, что тебе платят... Лучше уж повеситься... Это она украла тетрадь, больше некому... А все-таки... как ты у нее оказался?..
Путник (улыбаясь). Заставили.
Вдова. Кто?
Путник. Шериф.
Вдова. Он уже силой к ней загоняет?
Путник. Ему нужно было очистить от меня площадь.
Вдова. Она приставала к тебе?
Путник. Ей было не до меня. (В ответ на удивленный взгляд Вдовы.) Занималась другим гостем. Пришлось даже помочь немного.
Вдова. Ему?
Путник. Ей... он отказался платить...
Вдова. А сколько... это сейчас стоит?
Путник. Тут был особый случай: парень оказался садистом...
Вдова. Бедняга.
Путник. Она?
Вдова. Он.
Путник. Интересная точка зрения.
Вдова. Это же болезнь - он ничего не может с собой поделать.
Путник. И причиняет боль другому.
Вдова. Он же не виноват: его на это обрекла природа. И не так-то просто найти того, другого, кто согласен терпеть боль... Разве можно этим пользоваться, чтобы вымогать деньги!.. Нет .ничего страшнее продажных женщин!
Путник. У тебя появился преувеличенный интерес к ним. Раньше я этого не замечал.
Вдова. Раньше они не жили у меня под носом... Их тут несколько на этой площади. А вокруг - три тысячи мужчин.
Путник. А других женщин здесь нет?
Вдова. Очень мало: золотоискатели, как ты знаешь, стараются не обременять себя семьями...
Пауза.
П у т н и к. А зачем ей моя тетрадь?
Вдова. Хотя бы для того, чтобы ты пришел к ней еще раз.
Путник. Этого я не сделаю даже ради "Ворона", написанного рукой великого поэта. Тем более, что я знаю его на память... Прочитать?
Вдова. Да.
Путник. Оно длинное.
Вдова. Ничего.
Путник. И мрачное.
Вдова. Это хуже.
Путник. Я и подумать не мог, что в Америке есть такие поэты... Может быть, оно совпало с тогдашним состоянием моей души, но, когда я прочитал это стихотворение, меня потрясла правда - каждого из нас рано или поздно .ждет свой Ворон... (Шутливо-торжественно.) Начинаю! (Читает медленно, с большим чувством.)
"Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий.
Задремал я над страницей фолианта одного,
И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг застукал,
Будто глухо так затукал в двери дома моего.
"Гость, - сказал я, - там стучится в двери Дома моего,
Гость - и больше ничего".
Ах, я вспоминаю ясно, был тогда декабрь ненастный,
И от каждой вспышки красной тень скользила на ковер,
Ждал я дня из мрачной дали, тщетно ждал, чтоб книги дали
Облегченье от печали по утраченной Линор,
По святой, что там, в Эдеме, ангелы зовут Линор,
Безымянной здесь с тех пор.
Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах
Полонил, наполнил смутным ужасом меня всего,
И, чтоб сердцу легче стало, встав, я повторил устало:
"Это гость лишь запоздалый у порога моего,
Гость какой-то запоздалый у порога моего,
Гость - и больше ничего".
И, оправясь от испуга, гостя встретил я, как друга.
"Извините, сэр иль леди, - я приветствовал его,
Задремал я здесь от скуки, и так тихи были звуки,
Так неслышны ваши стуки в двери дома моего.
Что я вас едва услышал", - дверь открыл я: никого.
Тьма - и больше ничего.
Тьмой полночной окруженный так стоял я, погруженный
В грезы, что еще не снились никому до этих пор;
Тщетно ждал я так, однако тьма мне не давала знака,
Слово лишь одно из мрака донеслось ко мне: "Линор!"
Это я шепнул, и эхо прошептало мне: "Линор1!"
Прошептало, как укор.
В скорби жгучей о потере я захлопнул плотно двери
И услышал стук такой же, но отчетливей того.
"Это тот же стук недавний, - я сказал, - в окно за ставней,
Ветер воет неспроста в ней у окошка моего,
Это ветер стукнул ставней у окошка моего,
Ветер - больше ничего".
Только приоткрыл я ставни - вышел Ворон стародавний,
Шумно оправляя траур оперенья своего;
Без поклона, важно, гордо, выступил он чинно, твердо,
С видом леди или лорда у порога моего,
На Паллады бюст над дверью у порога моего
Сел - и больше ничего.
И, очнувшись от печали, улыбнулся я вначале,
Видя важность черной птицы, чопорный ее задор.
Я сказал: "Твой вид задорен, твой хохол облезлый черен,
О зловещий древний Ворон, там, где мрак Плутон простер,
Как ты гордо назывался там, где мрак Плутон простер?"
Каркнул Ворон: "Nevermore" (Больше никогда - англ.- ред).
Выкрик птицы неуклюжей на меня повеял стужей,
Хоть ответ ее без смысла, невпопад, был явный вздор;
Ведь должны все согласиться, вряд ли может так случиться,
Чтобы в полночь села птица, вылетевши из-за штор.
Вдруг на бюст над дверью села, вылетевши из-за штор,
Птица с кличкой "Nevermore".
Ворон же сидел на бюсте, словно этим словом грусти
Душу всю свою излил он навсегда в ночной простор.
Он сидел, свой клюв сомкнувши, ни пером не шелохнувши.
И шепнул я вдруг вздохнувши: "Как друзья с недавних пор.
Завтра он меня покинет, как надежды с этих пор".
Каркнул Ворон: "Nevermore!"
При ответе столь удачном вздрогнул я в затишье мрачном,
И сказал я: "Несомненно, затвердил он с давних пор.
Перенял он это слово от хозяина такого.
Кто под гнетом рока злого слышал, словно приговор,
Похоронный звон надежды и свой смертный приговор
Слышал в этом "Nevermore".
И с улыбкой, как вначале, я, очнувшись от печали,
Кресло к Ворону подвинул, глядя, на него в упор,
Сел на бархате лиловом в размышлении суровом,
Что хотел сказать тем словом Ворон, вещий с давних пор.
Что пророчил мне угрюмо Ворон, вещий с давних пор,
Хриплым карком: "Nevermore".
Так, в полудремоте краткой, размышляя над загадкой,
Чувствуя, как Ворон в сердце мне вонзал горящий взор,
Тусклой люстрой освещенный, головою утомленной
Я хотел уже склониться на подушку на узор,
Ах, она здесь не склонится на подушку на узор.
Никогда, o nevermore!
Мне казалось, что незримо заструились клубы дыма