Наконец Берта применила власть.
- Genug, du mußt schlafen!
Эти слова прозвучали приказом фюрера, Винкельман неожиданно согласно и как-то безмятежно кивнул, и супруга отконвоировала его на третий этаж.
- Вот как наводится порядок в идеальной семье, - пробормотал появившийся сверху Хейфец, - немецкая речь - мороз по коже еврея, - ещё тише пробурчал он.
- А как наводится порядок в вашей семье, Дэвид? - поинтересовалась Долорес Карвахаль.
- У меня нет ни жены, ни детей, - сообщил Хейфец.
- И что же, получается, ты имеешь от жизни, кроме сплошных удовольствий? - укоризненно спросил Лану.
Хейфец только вздохнул.
Глава одинадцатая
Похоть -- дитя роскоши,
изобилия и превосходства.
маркиз де Сад
Утром Хэмилтон ради любопытства сходил на нижний раскоп, где уже с шести утра торчал проспавшийся, но несколько отёчный Винкельман, то и дело прихлёбывавший из литровой бутыли из-под "Фанты" по совету поварихи Мелетии огуречный рассол, и сидели полусонные Карвахаль и Рене Лану. Гриффин тоже был тут, и самолично, стоя на карачках, расчищал скелет. Франческо Бельграно, несмотря на бессонную ночь, был свеж и полон энтузиазма: найденные в захоронении печати, невиданной им ранее формы, должны были стать темой его новой статьи, а две геммы, которыми он в этот момент любовался, озаряли его лицо странным светом.
Хэмилтон посмотрел на геммы. На одной было выпуклое цветное изображение квадриги, а вторая изображала бытовую сценку - ребёнок тянул бледные полупрозрачные ручки к матери, тоже протянувшей руку навстречу мальчику. Стивена поразила сохранность камей - они выглядели так, словно были выточены вчера.
- Как они их делали? - не удержался он.
Бельграно не затруднился.
- Станок с приводом, набор резцов и абразивы, конечно. Минералы, а тут использовали только агат, сердолик, гранаты, гематит и сардоникс, настолько твёрдые, что металлический инструмент не оставлял на них даже царапин.
- И сколько на одну такую уходило времени?
- Дело долгое и кропотливое, - кивнул Бельграно, - но камеи поистине вечны. Разрушительное время над ними не властно.
Винкельман и Гриффин уже проводили съёмку, параллельно переругиваясь. Важной находкой оказался найденный в захоронении египетский скарабей, с вырезанным изображением фараона и надписью "мен-хепер-ра", это было одно из имён Тутмоса III, правившего в середине пятнадцатого века до нашей эры. Но на одном из керамических сосудов с росписями проступило изображение женщины в разукрашенном платье. Изображение Гриффин отнёс к минойской культуре, а значит, роспись была сделана на Крите, но саму вазу привезли из материковой Греции. Он датировал её тысяча четырёхсотым годом, и спор из-за этих разногласий не угасал до ланча.
- Но как здесь могли оказаться скарабеи? - поинтересовался Хэмилтон у сидящего в стороне, пакующего находки и не участвовавшего в споре Карвахаля.
Тот полусонно пояснил, что здесь было налажено производство тирского пурпура -- от багряного до пурпурно-фиолетового цвета, извлекавшегося из брюхоногих моллюсков -- иглянок. Краситель стоил дорого, и пурпурные ткани ценились на вес золота из-за высокой себестоимости и дефицита красителя. Из килограмма сырца после выпаривания оставалось шестьдесят граммов красящего вещества, а для окраски килограмма шерсти требовалось двести граммов краски, то есть не менее тридцати тысяч моллюсков. В Риме при Августе килограмм шерсти, дважды окрашенной в пурпурный цвет, стоил две тысячи денариев, а при Диоклетиане в трёхсотом году Христовой эры его цена поднялась до пятидесяти тысяч денариев. Пурпурный шёлк стоил ещё дороже -- сто пятьдесят тысяч денариев за фунт, или, в пересчёте на современную валюту, двадцать восемь тысяч долларов. Эти ткани можно было стирать и подолгу носить, краска не линяла и не выгорала на солнце. Жители города торговали ими с Египтом, странами Леванта, Месопотамией, с Критом и Грецией. Этим и объясняется наличие в найденном захоронении артефактов из разных регионов Средиземноморья.
Хэмилтона цена просто ошеломила.
-Так дорого?
- Платили за престиж, - пояснил Карвахаль. - У римлян было принято встречать незнакомцев "по одёжке", а точнее, по её цвету. Все "натуральные" цвета, естественные оттенки овечьей шерсти от коричнево-жёлтого до серо-чёрного, воспринимались как признак бедности. А вот оттенки красного, фиолетового, синего и зелёного создавались искусственно, с помощью дорогих красителей, и считались признаком богатства и аристократизма. Особым шиком считалось ношение сиреневой одежды.
- А кто тут похоронен?
- Один скелет мужской. И человек явно не последний. Но рядом с ним в нижнем уровне - женский череп и несколько костей скелета. Доска с эпитафией - из женского захоронения.
К ним подошёл Гриффин, уставший препираться с Винкельманом.
- С ним бесполезно спорить. Ни в чём его не убедишь, - он вздохнул, но продолжил куда веселее. - У нас уже всё готово. Тэйтон сказал, что половину оставим для анализа, а самые ценные находки - пусть пока лежат в банковском хранилище. - Он вздохнул. - Правильно, конечно, подальше положишь - поближе возьмёшь. - Он с немым сожалением проводил глазами запаковываемый Бертой Винкельман меч с золотой рукоятью.
- А кто повезёт находки? - словно невзначай спросил Хэмилтон.
- Я и Арчибальд. Но мы возьмём Франческо и Рене. Для охраны.
-Я не поеду, - Бельграно покачал головой. - Камеи и печати останутся здесь, я за них отвечаю, пусть Винкельман едет.
- И я не хотел бы, - наморщил нос Рене Лану. - Надгробную доску вести опасно, вес-то тридцать фунтов. Упаси Бог, треснет. Я над ней тут помозгую. Золото надо отвезти, я согласен. Пусть Винкельман едет. Или Спиридон. А я посплю сейчас пару часов - и за работу.
- Спиридон уже в Комотини, ждёт нас, улаживает формальности с таможней и полицией. А Винкельман, - понизил голос Гриффин, - явно ещё не в себе. Похмельный синдром для абстинента - это катастрофа.
- Ну, вот и пусть проветрится. Или пусть Хейфец едет. Или Рамон.
Карвахаль пожал плечами, и разговор прервался. Сердце Стивена забилось рывками. Если Хейфец уедет с Тэйтоном - путь к Галатее был бы для него свободен. Но он не верил в такую удачу. Негодяй Тэйтон не настолько глуп, чтобы не оставить с ней охраны.
Однако после обеда, когда Карвахаль продолжил раскопки в диктерионе, Бельграно занялся найденными печатями и камеями, а Лану отсыпался, Тэйтон, к изумлению Хэмилтона, действительно предложил Хейфецу ехать с ними, и тот согласился. С ними должен был уехать и Винкельман. Хэмилтон лихорадочно подсчитывал, сколько времени займёт поездка, и в итоге решил, что не меньше часа.
Он всё ещё думал об этом, когда неожиданно услышал голос Тэйтона.
-Мистер Хэмилтон...
Стивен испуганно обернулся.
- Мне бы хотелось, чтобы к нашему возвращению вы провели анализ сосуда из шестого квадрата. Он возле микроскопа в лаборатории. Меня интересует содержание оксида кальция, оксида марганца, а также оксида титана и меди. Можно ли сделать вывод, что исследуемые образцы светлоглиняных узкогорлых амфор по химическому составу ближе всего к жёлтой синопской глине? Сравните их.
Слова Тэйтона звучали не как просьба, но приказ. Стивен со злостью подумал, не специально ли Тэйтон дал ему это задание, чтобы на два часа приковать к столу? Наверняка. Но деваться было некуда, и Хэмилтон кивнул. Что же, он сделает этот чёртов анализ, на который уйдёт масса времени, но никто не помешает ему передать свой номер миссис Тэйтон. И, едва все загрузились, и джип с хаммером выехали за порог, Стивен устремился к Галатее.