Выбрать главу

Интимные отношения между ними были лишь вопросом времени, и только вопросом времени было то, сколько еще Анна могла оттягивать пугающий момент признания, что ей всего семнадцать и что она беременна…

— Дорогая?

Анна растерянно подняла глаза, пытаясь вернуть себя в реальность, и увидела Тода, стоящего над ней с чашкой дымящегося чая в руке.

— Такое впечатление, что ты где-то далеко отсюда, — заметил он, передавая ей чашку и устраиваясь на подоконнике, вытянув длинные ноги в вылинявших, ставших почти белыми, джинсах. За незашторенным окном было уже совсем темно. Фонари сверкали, как топазы, сквозь голые ветки деревьев, выстроившихся вдоль Кингсбриджской площади.

Анна попыталась представить себе другой вид из окна, отличный от того, к которому она привыкла и который обожала, и едва сдержала дрожь, пробежавшую по спине.

— Где девочки? — спросила она.

— Смотрят детский канал, поглощая сок и пирожные. Я сказал, что нам с тобой нужно поговорить.

— Ясно. — Ее голос был удивительно спокойным, без обычного бурлящего энтузиазма.

Тод наблюдал за ней из-под опущенных ресниц.

— Пей чай, — сказал он вкрадчиво.

Анна попыталась улыбнуться, но ее губы, казалось, застыли в гримасе.

— Нет никакой нужды обращаться со мной, как с инвалидом.

Его глаза сузились.

— Да? А разве кто-то не прячется в свою раковину, как улитка, убегая от малейших намеков, которые могут его расстроить?

Анна отставила в сторону чашку, опасаясь, что та выпрыгнет из трясущихся рук.

— И поэтому ты ни с того ни с сего обрушиваешь все это на меня?

Разве? Но ведь в течение последних недель он и правда делал какие-то намеки, которых Анна не замечала или просто предпочитала не замечать. Но это уже не важно… Важно то, что происходит сейчас. Чем он может оправдать очевидную внезапность своего предложения? Как может заставить ее посмотреть на все его глазами, принять все с энтузиазмом, хотя на самом деле предлагает ей поездку на Марс без обратного билета?

— Чего я хочу — продать дом и переехать в новый. Американцы говорят — «сбросить скорость», — произнес Тод задумчиво. — Снизить скорость жизни на пару оборотов, чтобы улучшить ее. Это означает прекратить постоянное преследование собственного хвоста. Представь, Анна!

Анне показалось, что ее окатили ледяной водой. Так вот какой он видел их жизнь! Постоянная гонка? Даже больше — ловушка? И они как белки, непрестанно вертящие колесо в клетке? Или они бежали по параллельным прямым? Она, Анна, довольная, счастливая, жила в безопасности в своем маленьком мирке, не осознавая, что Тод отчаянно несчастен в своем?

— Я не уверена, что могу представить тебя живущим такой жизнью, — ответила она медленно.

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что ты всегда упивался темпом городской жизни, зарабатыванием денег, восхождением к вершине. Влиятельный бизнесмен в итальянском костюме и шелковой рубашке.

— Может, я действительно привык смотреть так на это, — заметил он сухо. — Но все меняется, Анна. Теперь я хочу проводить больше времени с тобой и девочками.

Анна широко раскрыла глаза от удивления:

— Правда?

— Да. Ведь если мы не меняемся и не развиваемся — значит, не растем.

— Я предполагаю, ты говоришь о своем личном развитии? — взвилась она, подумав, что они сейчас похожи на людей, собирающихся написать новую книгу по психологии из серии «Помоги себе сам»!

Тод послал ей уничтожающий взгляд, и Анна вдруг заметила, насколько изможденным он выглядит, заметила и тени усталости, залегшие под глазами. Она ощутила новый прилив желания, стремление поправить эту темную волнистую прядь волос, упавшую на лоб, облегчить напряжение в широких плечах кончиками своих пальцев.

— Думаю, да, — пробормотал он.

— А если не изменять ничего? Что тогда?

Тишина, последовавшая за ее осторожным вопросом, казалось, натянулась между ними, как струна.

— Я только знаю, что не могу продолжать жить по-прежнему, Анна, — сказал он наконец. — Замкнутым в исступленной крысиной гонке большого города.

— А девочки?

— Думаю, они тоже готовы к переменам. Почему бы тебе не спросить их самих?

— О, я спрошу, Тод. Не беспокойся. Обязательно спрошу.

Анна подождала с разговором до вечернего купания, и к тому времени к ней вернулось некоторое самообладание.

Тройняшкам было уже по десять лет, но во время купания они обычно возвращались в шестилетний возраст. Одна из ванных в доме была угловой, и иногда, как сегодня, Анна разрешала всем троим прыгать в нее одновременно.