— Но чур не толкаться! — предупредила она их, зная, что приказ будет забыт сразу после его произнесения.
Анна позволила девочкам резвиться, хихикать и брызгаться — выпустить пар.
— Папа говорит, ты безумно мечтаешь о лошади, Талли? — обронила она, направляя струю воды из душа на волосы старшей из тройняшек.
И увидела, как осторожно переглянулись три пары глубоких сапфировых глаз, так похожих на ее собственные. Это еще больше убедило Анну в их почти телепатической близости.
Быть матерью тройняшек — действительно странное ощущение. Иногда ей казалось, что они могут жить как одно маленькое целое, без всякого вмешательства со стороны ее и Тода. Анна всегда была уверена, что сможет покончить с положением аутсайдера в жизни дочерей, и стремилась быть вовлеченной в их жизнь. Вот только Тод теперь намекал, что она слишком вовлечена.
— О, мама. Я так хочу лошадь! Но вовсе не прошу тебя или папу купить ее. Я собрала достаточно денег, чтобы купить ее самой! — сказала Талли с видом человека, долго пытавшегося высказаться.
— Я знаю, у тебя есть деньги, — спокойно согласилась Анна, брызнув из игрушки-пищалки в Тину, младшую из дочерей, которая подмигивала и хихикала.
— В меня, мама! — попросила Таша, обычно самая серьезная из троих. — В меня!
— А еще папа сказал мне, что вам надоело работать в «Премиум», — она вопросительно посмотрела на них.
И снова знакомый заговорщический взгляд пробежал между девочками, и Анна почувствовала, что она — единственный член семьи, кто ничего не знает.
— Мне — да, — сказала Талли очень осторожно, — мне не разрешают кататься на лошади потому, что это опасно!
— И мне, — промолвила Таша. — Я бы хотела иметь больше свободного времени, чтобы изучать греческий.
— Греческий?
— Учительница думает, что у меня большие способности, — гордо сказала Таша, не обращая внимания на гримасы сестер.
— А ты что думаешь, Тина? — мягко спросила Анна.
Тина пожала плечами, и этот жест был так похож на отцовский, что у Анны перевернулось сердце.
— Мне надоело сниматься на телевидении, — ответила она просто.
— Надоело? — потрясенно повторила Анна.
Тина кивнула:
— Приходится так долго стоять перед камерой, ждать, и потом еще каждый кадр снимают снова и снова. А в школе все завидуют и отпускают обидные шуточки.
— Ясно, — медленно проговорила Анна, гадая, сколько еще нового ей придется сегодня узнать. — И как давно тебе это все надоело, Тина?
— Не помню, — уклонилась от ответа девочка.
— Скажи мне, — настойчиво попросила Анна.
— Я думаю, с тех пор, как умер дедушка, — прошептала девочка.
Анна кивнула, мгновенно поняв все.
Ее отец сразу после продажи этого дома ей и Тоду переехал в небольшую квартирку неподалеку. Рождение внучек вновь вернуло его к жизни, он опять стал тем энергичным, веселым мужчиной, каким Анна помнила его с детства. Он оставил свою изнурительную работу в Уайтхолле и посвятил всего себя девочкам.
Отец проводил много долгих часов, играя и шутя с ними, с гордостью и тенью печали наблюдая, как они растут, так как Талли напоминала ему умершую жену. Позже он испытывал огромное удовольствие, видя их симпатичные мордашки на экране телевизора и на плакатах, расклеенных по всей стране.
Он умер внезапно, во сне, около года назад, и Анна поняла, что для нее и девочек какой-то этап жизни подошел к концу. Может, Тод почувствовал то же? Может, смерть ее отца заставила его оглянуться и на собственную жизнь?
— Дедушка любил смотреть вашу рекламу, — мягко сказала Анна. — Он так гордился вами.
Таша очень серьезно кивнула и произнесла:
— Я знаю, мама. Но еще он говорил, что мы должны заниматься рекламой, только пока нам это нравится.
— А вам больше не нравится?
— Нет! — в унисон прокричали тройняшки.
Анна улыбнулась. Как можно сердиться на такой откровенный ответ!
— А папа упоминал, что ему хотелось бы уехать из Лондона? Переехать жить куда-нибудь, где будет больше места, где Талли смогла бы держать лошадь?
Кулачки Талли сжались на груди в просящем жесте, и неописуемая мольба читалась на ее маленьком, в форме сердечка, личике.
— А можно, мама? — спросила она. — О, можно?
Анна перевела взгляд на Тину и Ташу.
— И вы обе хотите того же?
Она заметила нерешительность на их мордашках, вызванную боязнью огорчить ее.