Голова Тода покоилась на ее груди, и его горячее и прерывистое дыхание обжигало влажную кожу. В комнате нависла глубокая тишина.
— Почему ты сделал это, Тод?
— Тебе не понравилось? — поддразнил он ее, касаясь ртом кружевного бюстгальтера.
— Ты знаешь, что понравилось, — слабо выдохнула Анна и нежно провела рукой по его волосам.
Тод вышел из нее с тихим возгласом сожаления.
— Я мог бы оставаться так целый день, — вздохнул он, наклонившись за ее трусиками и поцеловав жену прежде, чем вложить их ей в руку.
— Так почему, Тод? — вновь повторила Анна вопрос, гадая, какую картину собой представляет, наклонившись, чтобы натянуть трусики, и поднимая брошенный на пол возле окна свитер.
Тод, улыбаясь, наблюдал за ней.
— Удовольствие — вот обычная причина, — прошептал он, но Анна покачала головой.
— Не пытайся выкрутиться! Это не то, о чем я спрашивала.
Его лицо внезапно посерьезнело.
— Ты имеешь в виду, почему я привел тебя сюда, в офис, чтобы заняться любовью?
— Д-да. — Анна сглотнула, ее сердце громко забилось. Она надела свитер и потрясла светлой головой, как делает собака, попавшая под дождь.
— Ты бы предпочла, чтобы я снял номер? Что ты имела в виду? — поинтересовался он. — Мне бы и это понравилось, солнышко!
— Пожалуйста, не меняй тему, Тод, — сказала она тихим голосом. — Мне любопытно.
— И мне. И уже давно.
Наступила длинная пауза.
— Очень любопытно.
Анна выжидающе смотрела на него, и что-то в его голосе заставило ее задать свой вопрос очень робко:
— Что любопытно?
Его серые глаза затуманились.
— Любопытно, заниматься с тобой любовью здесь или в отеле. На пустынной дорожке в глухой деревне или на заднем сиденье такси…
— Тод! — Анну начал наполнять страх. — Внезапное помрачение?
— Ничего не внезапное, — с улыбкой ответил он ей, — я чувствую это уже давно.
— Ты напоминаешь расстроенного, сексуально не удовлетворенного…
— Нет, нет, нет! — Тод отрицательно покачал головой. — С какой стати тебе взбрело такое в голову, Анна?
— А что еще я могу предположить, узнав, что тебя постоянно посещают связанные со мной эротические фантазии? По-моему, все совершенно очевидно! Ты хочешь сказать, что наша сексуальная жизнь тебя не удовлетворяет?
Тод вздохнул:
— Ты прекрасно знаешь, что это не так. Солнышко, почему бы тебе не подойти ко мне и не присесть рядом?
Но она осталась неподвижной, страх потерять его вылился в непреодолимое упрямство.
— Я не хочу садиться! Мне нужно знать, в чем причина таких внезапных изменений.
Он присел на край стола в той же позе, в которой незадолго до этого там сидела Анна, и ужасное предчувствие обволокло ее, как облако.
— Анна, дорогая, — нежным голосом сказал он, — ты замечательная любовница.
— То же я могу сказать и о тебе! — ответила она. — Только вот в отличие от тебя у меня нет необходимого опыта, чтобы делать сравнения!
— Ненавижу сравнения, — проскрежетал он. — И, кстати, ты не можешь обвинять меня в том, что у меня было много любовниц до тебя!
Он был прав. Но это не остановило ее ревность по отношению ко всем тем женщинам, что были у него до нее.
— Все потому, что у нас не было времени а полноценное ухаживание, — мягко напомнил Тод. — Подумай, Анна.
Она немного помолчала, обдумывая его слова. Когда они впервые встретились, то оба были так безумно влюблены друг в друга, что вопрос, стоит ли ложиться с ним в постель, никогда не вставал. Это просто произошло — одним прекрасным февральским днем, вскоре после их знакомства — и казалось таким же естественным, как ежеутренний восход солнца.
Когда они наконец набрались смелости прийти к ее отцу и сообщить важную новость о беременности, Анна совершенно не знала, чего ожидать.
Но реакция отца в корне отличалась от той, которой оба ожидали. Ни ярости, ни шока. Отца Анны мало что могло удивить в этом мире.
Он лишь кивнул и сказал, что в некоторых странах девочки выходят замуж в двенадцать лет! Потом спросил обоих, любят ли они друг друга, и, получив утвердительный ответ, заметил, что дети всегда доставляют очень много хлопот. И семнадцать лет — не лучшее время их рожать. Он также настоятельно посоветовал им пожениться, легализовав тем самым свои отношения, чтобы будущий ребенок чувствовал себя защищенным.