– Нам запрещено выезжать на дорогу.
– Я буду свидетелем, что машина выскочила на тротуар, сбила тебя, а мне покалечила колено. Дружище, мы целый месяц проживем за счет твоих разжиревших рестораторов! Они тебе каску выдали?
– Нет.
– Ну, вот, видишь! А должны были. И пусть купят тебе новый велосипед. На всякое барахло не соглашайся.
Под этим небом ничего не случается просто так. Благодаря аварии на тротуаре у Аркадия появилась возможность предстать перед своей невестой в выгодном свете. Звали девушку Юлия Соболевская. Познакомились молодые люди на одном из литературных вечеров. Аркадий влюбился сразу, еще до того, как узнал, что ее отец – директор издательства «Геликон-Бук». Юля тоже влюбилась в юношу.
– Что ты во мне нашла? – удивлялся Аркадий.
– Ты у меня душенька! Ты гений! И с тобой всегда весело!
– Согласен. Веселые гении встречаются редко.
– А ты меня за что полюбил?
– Да как же тебя не любить?! Я хоть и гений, но, слава богу, не Гомер – со зрением у меня все в порядке. И голосок у тебя ангельский. А я глухотой не страдаю. А синие-синие глазки! Да будь я дальтоником, и тогда бы разглядел их небесную синь! А губки!..
Далее объяснения Аркадия утопали в длительном поцелуе.
Аркадий и Юлю, взявшись за руки, шли знакомиться с родителями девушки. На Аркадии был светло-серый, почти белый, костюм, обзавестись которым стоило немалых трудов. Сорокин упрямо отказывался делиться своим гардеробом – вероятно, среди его предков было полно прижимистого кулачья.
– Мишаня, – еще недавно уговаривал товарища Аркадий, – я не могу предстать перед ее родителями в потертых джинсах! Что они подумают обо мне? А в твоем костюме я – вылитый писатель. Не поверишь, стоило надеть, как в теле появилась сутулость от умственного труда!
– От матраса у тебя сутулость.
– Годы, проведенные за письменным столом, дают о себе знать. Мишаня, ты ведь знаешь, я не останусь в долгу. Обязательно включу тебя в мое завещание. Так что береги здоровье – после моей смерти пятьдесят лет будешь получать авторские отчисления.
– Предпочел бы получить раньше. Ты обещал вернуть на прошлой неделе.
– Я ведь говорил, у нее папаша – директор издательства. Что тут неясного? А какая задача у всякого издателя? Отбиться от бездарей и отыскать настоящий талант.
– В моем костюме?
– Мишаня, Юля говорит, у нее добрый, чудесный, отзывчивый и веселый папаня – ну совсем как ты. Грех ему не помочь.
– Юленька, свет моих очей, в жизни всегда есть место подвигу, – рассуждал Аркадий по дороге к родителям девушки. – Не поверишь, я вчера спас человека от верной погибели! Представляешь, иду погруженный в мысли – у меня зародился очередной сюжетец – и вдруг ужасный скрип тормозов. Какой-то лихач мчится на Мерседесе, а дорогу переходит глухой старикашка. Горбатенький такой, в руках тросточка, согнулся в три погибели, смотрит под ноги и ничего не слышит и не видит. Я мгновенно бросился к нему, схватил эту мумию в охапку, отпрыгнул в сторону. Но Мерс меня все-таки зацепил. И даже не остановился! Что за люди!
– Тебя ведь могли задавить! – воскликнула Юля.
– Нет-нет, в тот момент я все контролировал. Самое интересное, что этот старикашка так ничего и не понял. Утерял шляпу и давай возмущаться. Я ему жизнь спас, а он талдычит о своей шляпе. Попадаются же людишки, настолько влюбленные в шмотки!
Квартира Соболевских приятно удивила Аркадия. Четыре комнаты с резной мебелью из карельской березы напоминали солнечную лесную поляну. Высоченные стены украшали картины в золоченых рамах. В основном это были пейзажи. Среди них Аркадий не заметил разноцветных квадратиков и пятен, вероятно, тут не баловали прохиндеев-авангардистов.
Узорный паркет Аркадию рассмотреть не удалось – его покрывали толстенные ковры. Так что ни одна из дорогих безделушек, толпящихся на столах и комодах, не пострадала бы от случайного падения вниз. Да что там фарфор и керамика! Упади Аркадий при спасении человека в таких условиях, колено бы сейчас не болело.
Оценив обстановку, Аркадий впервые усомнился в правильности намеченного жизненного пути? Разве обязательно добывать хлеб за письменным столом? Издательский бизнес тоже очень почетное и не менее благородное дело.
Дверь открыла сестра Юлии – Ирина. Она была на четыре года старше и на четырнадцать сантиметров выше сестрички. Однако по весу, скорее всего, девушки были равноценны. Ирина с интересом рассматривала молодого человека, вернее – очередную несправедливость, когда все хорошее почему-то всегда достается младшенькой.
А вот мать двух сестричек – Агния Петровна – хрупкостью не страдала. Она была в пределах возрастной нормы – кругленькая, бодрая, веселая, радушная хозяйка, с завитушками в прическе и бахроме на розовом халате. Она щебетала больше своих дочерей вместе взятых, что немного скрасило первые неловкие минуты знакомства.