Тут он растрогался и даже уронил две слезинки.
Цвири всем сердцем оплакала расставание с любимым. Но тем не менее решила следовать его совету и не пожалела: через два дня она "одолжила" поселившемуся в Квачиной комнатке Бесо Шикия три рубля и сказала с усталой улыбкой:
— Купи себе чего-нибудь и не стесняйся: много у меня нету, а понемножку всегда найдется...
Бесо Шикия не пришлось уговаривать; он был не более застенчив, чем Квачи.
А Квачи снял в доме на Тбилисской чудесную комнату — большую, светлую, обставленную добротной мебелью.
Вдове Волковой, доброй и приветливой старушке, постоялец пришелся по душе. Глуповатая и суеверная, она не очень-то разбиралась в новой жизни, к тому же плохо видела. Хозяйка и постоялец не мешали друг другу, общались вежливо, приветливо улыбались, словом, жили душа в душу.
Но вот настал для выпускника гимназии судный день — наступил май. Квачи заканчивал учебу. Старшеклассникам предстояли экзамены на аттестат зрелости.
Дело было в том самом злосчастном году, когда гимназисты во всех концах империи приструнили своих наставников. С экзаменами все ладилось легко и просто. Поскольку в тот год скорее экзаменовали учащиеся, а не учителя, последние были уступчивы и послушны, как евнухи перед грозным султаном. Один только учитель греческого языка взбрыкнул и уперся: не желая слушать ни о каких переменах в расстановке общественных сил, ни о комитетах и обществах, он по-прежнему требовал Гомера и Гесиода и жаждал гекзаметров.
Долго выпускники ломали головы — как с ним быть?
Наконец Квачи сказал:
— Дайте мне денька три...
Утром третьего дня учитель греческого Сириадис получил письмо. В верхнем углу листа были изображены череп и кости, ниже — гроб и кинжал с револьвером. Под красноречивым рисунком было приписано:
"Ни один из учеников выпускного класса не должен срезаться на экзамене. Если согласны, в восемь часов вечера появитесь на бульваре. Если нет — собирайте манатки и в три дня покиньте Кутаиси. В противном случае советуем не медля заказать гроб.
Комитет анархистов-синдикалистов-социалистов".
Вечером Квачи битый час бродил по бульвару, однако Сириадис так и не появился. Зато прибежали запыхавшиеся Бесо Шикия, Чипуртанидзе и Чикинджиладзе. Они были немногословны:
— Представь себе, отправился в полицию...
— Перехватили. Били, пока не взмолился: "Никого не срежу! Никого!"
Благородный Сириадис сдержал слово и никого не срезал.
Так закончили гимназию и получили аттестаты зрелости Квачи Квачантирадзе и его дружки.
На Пасху Квачи съездил в Самтредию; там только и было разговоров, что о его успехах. Порадовал родных и друзей, вызвал зависть у врагов и недругов, взволновал местных девиц, расстроил юношей, а обленившихся мужей поучил уму-разуму.
Затем вернулся в Кутаиси, прихватив с собой новое наставление Силибистро:
— Сын мой, Квачи! Все смешалось в этом мире, муть со дна поднялась и всплыла наверх. Слушай сюда, сынок: если придется, все продам, милостыню пойду просить, но тебя без образования не оставлю. Сейчас человек без высшего образования — что он есть, что его нет! Дворянство я тебе добыл, в гимназии обучил. Деньжат еще сколько-нибудь подкину. Но теперь ты и сам должен подсуетиться и пораскинуть умом. Вон Чолия и Гвичия так пооканчивали в России какие-то там уверсеты, что из дому и двух червонцев не взяли — все сами! Что скажешь на это, сынок?
В ответ Квачи сунул отцу в руку новенькую хрустящую сторублевку и уехал.
В доме Силибистро такой ответ сына вызвал восторг, ликование и новый приступ спеси: как же — девятнадцатилетний Квачи на свои деньги отправляется учиться в Россию и при этом еще помогает родителям! Вот уж кому повезло с сыном!..
Столь успешно утешив отца, Квачи тем не менее призадумался. Ноздри у него подрагивали, как у породистой ищейки; он принюхивался, присматривался, прислушивался, собирал сведения.
Затем стал искать дружбы со старушкой Волковой: по вечерам перекидывался с ней в картишки и даже проигрывал по маленькой; оказывал всевозможные услуги — брал для нее пенсию из казны, в дождливую погоду ходил в лавку за продуктами, читал вслух газеты и, поскольку в ту пору участились грабежи и разбои, защищал своим присутствием в доме.