Рассыпаясь в театрально-подобострастных поклонах, при каждом из которых с подноса совершенно неволшебным образом исчезал очередной маленький бутерброд, Рэт заспешил к роскошному ложу. Он взгромоздился на кровать одновременно с приземлением первого подноса и нахально объявил:
— Охапки роз, цветущие ветки, побрякушки и прочую ерунду я тащить не стал. За одну ходку все равно бы не управился даже с тележкой — раз, нам с тобой, королева моя дорогая, пришлось на коврик переползать, всю б кровать загромоздил — два! И вообще, этот хлам к почте не относился — три!
— Уболтал, — величественно согласилась богиня, умилостивленная соблазнительными ароматами яств. Сменив гнев на милость, она дозволила компаньону присоединиться к трапезе.
Богиня неторопливо кушала крохотные корзиночки с горячими паштетами и булочки, запивая еду горячим какао, и попутно разбирала корреспонденцию. По мысленному повелению конверты птицами вспархивали с рунного ложа, вскрывались, ленточки на свитках распускались, и письма одно за другим зависали перед лицом богини. Прочитанные и более ненужные бумаги опускались на поднос горстками мельчайшего пепла и истаивали без следа. При кажущейся плавной неторопливости действа, гора почты уменьшалась стремительно и лишь немногим документам выпадала честь пополнить архив принцессы.
Интересуясь и почтой и едой в равной мере, Грей постарался устроиться поближе к любовнице. Ухватив с подноса очередную теплую булочку, посыпанную сахарной пудрой, мужчина жадно впился в нее зубами. Часть обсыпки при этом перекочевала на плечо принцессы. Устраняя намеренную оплошность, Грей аккуратно и нежно слизнул белый налет.
— Какая ты сладкая, — мечтательно прошептал он и тут же сунул свой острый нос в развернувшееся перед богиней письмо. Уснащенный обилием виньеток лист гербовой бумаги с серебряным отрезом, надушенный пряными благовониями, против воли притянул взгляд мужчины. — И что там пишут?
— Чепуху, — проронила принцесса.
— Жизнь без права видеть тебя обернулась мраком в душе моей… Жестокая и прекрасная, не оставляй без ответа моленья того, кого лишил рассудка твой дивный лик!… Будь милосердна к несчастному, готовому лобызать твой след…. - навыдергивал цитат из текста и высокопарно провыл их Рэт, дирижируя булочкой. Сунув в рот остатки 'дирижерской палочки', шпион уже тише с наигранным безразличием закончил: — Подписано: граф Мироваль. Ну как, королева моя дорогая, будешь милосердна?
— Нет, — меланхолично откликнулась принцесса и повела бровью, вызывая следующий документ из стопы.
— Златокудрые мускулистые блондины с благородным высоким челом нынче не в твоем вкусе? — продолжал допытываться с каким-то болезненным любопытством Грей, возможно, потому, что сам был далек от любого канона красоты. Шпион даже позабыл взять очередной бутерброд. — Или может у него плохо встает или чирий на заднице?
— Дело не в недостатках внешности или дефектах функций, — усмехнулась принцесса, щелкнув любовника по длинному носу, самой выдающейся детали в его облике. — Письмо писал не Мироваль, а нанятый стихоплет.
— Ну и что? Может, бедолага граф такой же красноречивый, как Нрэн, вот и заплатил умельцу. Главное, что он тебя любит! — продолжал почему-то выяснять подробности ставшего пеплом письма Рэт.
— Ложь, — обронила богиня, облизывая губы после глотка какао. — Единственное чувство, которое граф ко мне испытывает, укладывается в определение 'похоть'. Впрочем, справедливости ради, скажу, достаточно сильная похоть.
— А вдруг ты неправильно поняла его поведение, и он влюбился всерьез? — задал каверзный вопрос любовник.
— Дорогой мой, я Богиня Любви, и всегда прекрасно знаю, какие чувства испытывает ко мне мужчина, даже если он сам того не понимает. Если конечно, коэффициент силы кавалера не превышает мой в значительной степени, вот тогда, согласна, я могу ошибиться, — снисходительно пояснила богиня. — Что до Мироваля… одной похоти мало, чтобы завоевать мою благосклонность.
— А чего ты хочешь еще? Подарков, серенад под окнами, трепетных ухаживаний? — Рэт спрашивал уже всерьез.
— Меня нужно любить, — спокойно, почти беспечно, призналась принцесса. — Все остальное: красота, знатность, богатство, искусность в постельных утехах, подарки и ухаживания не имеет принципиального значения. Поэтому у Мироваля, напиши он хоть тысячу писем в дивных стихах самостоятельно, нет ни малейшего шанса. Он жулик, хочет только брать, ничего не давая взамен.
— Тогда я не вписываюсь в стандарты, по которым ты выбираешь любовников, — довольно хмыкнул Грей, потершись щекой о шелковую кожу на спине богини, и сцапал с подноса булочку в шоколадной глазури. — Мне повезло, что я стал исключением. К счастью, я не вою на луну от любви к тебе, королева моя дорогая, и не пишу стихов.