Фигурально выражаясь, продолжая сравнение Фучика, можно сказать, реакционные социально-политические режимы были всюду подточены грызущими «червями». Всюду буржуазия, поддерживая прогнившие насквозь феодальные порядки, не в силах была их спасти. Она не могла собственными силами справиться и с последствиями первой мировой войны, экономическими и политическими. Только помощь американского империализма дала возможность буржуазии Англии и Франции спасти капиталистический строй в Западной Европе. Швейк оказался силой, которая основательно подточила режим буржуазно-феодального угнетения и насилия, но Швейк не был достаточно силен, чтобы довести до конца дело разрушения обветшавшей старины и создать на ее месте новый, социалистический порядок.
Это придает фигуре Швейка историческое своеобразие. И сила и слабость его коренятся в условиях той исторической и национальной среды, которая его создала и вырастила.
Кто же он, Швейк? Почему его образ обладает обаянием и полюбился читателям? Почему он живет и в наши дни? Что в нем художественно и исторически значительного? Читая о его забавных похождениях, слушая его остроумные рассказы, притчи, монологи, анекдоты, ядовитые замечания, мы смеемся. Но многие и задумываются.
О Швейке спорят в романе. О нем спорит и литературная критика. В романе генералы, председатели военного суда, врачи, некоторые офицеры называют его идиотом. Таково и официальное определение, данное ему военной инстанцией. Идиотом считает
Швейка и подпоручик Дуб, который сам по ограниченности своей недалеко ушел от идиотизма.
Но некоторые из начальников Швейка подозревает, что Швейк совсем не идиот, а только притворяется идиотом, носит на себе маску идиота, которая позволяет ему издеваться над всеми святынями церкви и военного культа.
Поручик Лукаш не понимает Швейка. С одной стороны, это как будто и впрямь идиот, выворачивающий наизнанку все принятые в военном и буржуазном обществе понятия. С другой стороны, по временам очень смышленый, ловкий и хитрый денщик, готовый услужить своему начальнику. Лукаш отчасти даже привязывается к Швейку и порой пытается отвести от своего денщика неминуемую кару.
Тех, кто допускает, что Швейк притворяется, что он носит маску сверхнаивности, сбивает с толку его безграничное добродушие. Самые свирепые начальники становятся в тупик перед благодушным, добрым, в душу проникающим, искренним взором Швейка.
В литературно-критических суждениях о Швейке тоже нет полного согласия. По мнению одних, Швейк - это сатирическая маска. Но другие указывают на то, что благодушие Швейка - это не напускная черта, что многое из того, что он проделывает, объясняется не только желанием поиздеваться над офицерами, генералами, военными врачами и священниками, но что это вытекает из самой натуры Швейка, как он задуман Гашеком, что до известной степени он смеется над самим собой, над своей покладистостью и внешней незлобивостью. Словом, сатирический образ Швейка служит автору не только для злого и беспощадного разоблачения церкви, казарменной австрийской дисциплины, всеобщего бюрократизма - вообще всей гнилости, бессмыслицы и бестолковщины монархическо-буржуазного уклада, но и для высмеивания некоторых черт, присущих чешскому мещанству, аполитичному обывателю и буржуазным либеральным партиям, пассивно примирившимся с уродливым социально-политическим строем Австро-Венгрии.
Швейк - образ сложный. В нем поэтому нетрудно найти и противоречия. А главное, это не однажды данный, застывший и неподвижный образ. Мы видели, какой путь он прошел в своем собственном развитии, как менялись его взгляды на окружающий мир. Менялся автор, менялось и его литературно-художественное детище.
Гашек нашел своего Швейка давно, задолго до первой мировой войны, и потом любовно работал над обогащением и развитием этого образа. Бравый солдат Швейк перед войной - это не совсем тот Швейк, которого мы знаем по его похождениям во время мировой войны. В том, раннем Швейке анекдот еще преобладает над глубокой сатирой. Есть элементы фантастики, уводящие в сторону от реальности. Швейк оказывается в Африке. Он летчик. Полет совершенно сказочен. Уже применен тот прием, который станет особенностью сатирического романа. Швейк доводит все приказы начальства и догматы воинской дисциплины до абсурда, разоблачая их нелепость. Но социальная острота в довоенном Швейке не так уж сильна.
И в самом романе Швейк первой части отличается от Швейка последней (по времени написания) главы. Он стал глубже. Его притчи и нравоучительные рассказы приобретают все более острый, политический характер. Он начинает выступать как подлинный революционный агитатор, прячущий свое истинное лицо под маской преувеличенной покорности. Наконец, Гашек вводит в действие романа новую фигуру, вольноопределяющегося Марека, в котором угадывается будущий революционер и социалист, политический руководитель чешских солдат. Марек понимает Швейка. Они действуют солидарно против начальства. Каждый по-своему, они готовят солдат к сдаче в плен и переходу на сторону России.